Красные щиты
Шрифт:
Так закончив, магистр сел. Его речь произвела на Генриха странное впечатление. Она поразила князя, а чем, он не знал. Простые слова, и сказаны они просто, но есть в них какой-то иной смысл, который, видимо, не только ему непонятен. Генрих обвел взглядом ряды тамплиеров - рыцари сидели и стояли, мрачно сжав уста. Без сомнения, слова Бертрана имели тайный смысл - патриарх заметно огорчен ими, хотя старается не подавать виду. У Гумфреда де Торн обескураженное лицо. Только члены королевской семьи, сидевшей под пурпурным балдахином, сохраняли спокойный, самоуверенный вид. Мелисанда загадочно прикрыла черные глаза, добродушная Иветта улыбалась. Казалось, она одна здесь верила в то, что было сказано.
С места
– Ну что ж, - сказал он своим небрежным, ироническим тоном, - раз мы достигли единства и единомыслия, надо это закрепить делом, походом против мусульман. Прошу всех моих вассалов, находящихся в Иерусалиме, а также великих магистров иоаннитского и тамплиерского орденов, кастеляна Рогарда и тебя, патриарх, пожаловать завтра сюда об эту же пору. Нам надлежит обсудить необходимые приготовления к тому, чтобы вырвать из рук язычников последнюю твердыню в нашем королевстве. Ибо мы желаем, чтобы на стенах Аскалона, этой "жемчужины Сирии", засиял христианский крест.
Весть о том, что начались приготовления к осаде Аскалона, вмиг разнеслась по городу. Когда Генрих вечером направлялся в королевский дворец на пир по поводу примирения матери с сыном, на улицах стоял шум, пылали костры из сандалового дерева - необычайная расточительность в этом безлесном крае. На площади перед храмом Соломона толпились генуэзские купцы, заранее радуясь огромным богатствам, которые за многие годы накопили в Аскалоне египтяне и две трети которых, по договору между Генуей и королями иерусалимскими, должны были достаться генуэзцам. Женщины с улицы проституток и накрашенные по восточному обычаю юноши с золотыми кольцами в ушах и ноздрях, водили большой круг, взявшись за руки.
Беспечные эти создания самовольно покинули свою улицу, позабыв об утреннем погроме, но никто и не пытался разгонять их по домам. Все ликовали: наконец-то на троне есть король, истинный рыцарь! О дальних замыслах короля никто не задумывался. Спеши на рыцарский подвиг и радуйся жизни!
– таковы были нынешние идеалы королевства, над которым веяли ароматы благовонного восточного дерева. Великие короли, братья Готфрид и Балдуин, давно уже спали вечным сном в преддверье храма Гроба Господня.
Пир во дворце был сказочно роскошен. Королева прислала Генриху белый плащ арабского атласа; князь запахнул этот великолепный подарок вокруг стана, даже не застегивая пряжку на груди. Огромный зал освещался бесчисленным множеством восковых свечей, воткнутых в медные диски, вдоль стен горели небольшие факелы. Для гостей было приготовлено не менее сотни лож, накрытых дорогими тканями и расставленных звездообразно по четыре, изголовьями к небольшим столикам. Королева появилась в длинном, пышном платье из зеленого, как свежая луговая трава бархата, тонкий золотой пояс стягивал ее бедра, а на голове красовалась шапочка из цветов. Вошла она в сопровождении сыновей и Гумфреда. В четырех огромных каминах пылали костры из алоэ, у самого яркого стояли четыре королевских ложа. В открытые окна глядело ночное иерусалимское небо и проникал свежий ветерок, умерявший жар от каминов. Королева опустилась на ложе, справа от нее улегся Балдуин, слева - Амальрик, напротив - Гумфред де Тори. На Гумфреде был дивный плащ, снаружи и изнутри отделанный соболями - темные и светлые собольи шкурки нашиты вперемежку, в виде шахматной доски. За столом Генриха разместились магистр Бертран, Вальтер и Джорик, а в ногах у него стал Тэли с виолой.
Когда гости расположились, вошли слуги и невольники - в большинстве восточного происхождения, даже несколько негров. Они внесли накрытые скатертями деревянные подносы и поставили их на столики. Потом вошли девушки и подали каждому из гостей по два серебряных ножа на белой салфетке. Раздались смешки, игривые возгласы. Королева ополоснула руки в розовой воде, гостям начали разносить хмельные вина, приправленные ароматическими снадобьями и кореньями, и крепко наперченные яства. Слуги вручали кубки пажам, а уж те, став на одно колено, подавали их дамам и рыцарям.
Пиршество тянулось очень долго. С самого его начала и до конца слух гостей услаждали пеньем и игрой на различных инструментах. И Тэли тоже пел свои зальцбургские песенки, которые всем пришлись по душе, потому что были простые и веселые. Когда же гости досыта наелись и напились, слуги убрали скатерти со столиков, а дамы встали и удалились в свои покои. Тут начался беспорядок: рыцари с кубками в руках пересаживались с одного ложа на другое, обнимались, спорили, распевали трогательные, а то и непристойные песни. Собаки короля Балдуина гоняли по залу котов Амальрика, те в страхе прятались за широкую спину хозяина. Амальрик ел и пил за четверых, но держался молодцом и яростно отгонял собак - по этому поводу братья чуть не подрались. Наконец, гостям принесли шахматы, но мало кто пожелал в них играть - ждали; когда принесут кости.
Король Балдуин страстно увлекался этой игрой, как, впрочем, все рыцари в Иерусалимском королевстве. Однажды двух стражей Гроба Господня осудили на смертную казнь за то, что они играли в кости на надгробной плите. Однако нынче вечером король Балдуин, не желая ронять свое достоинство, сдержался и не взял чашу с костями. Вскоре он, волоча по полу алый королевский плащ, ушел отдохнуть. Вслед за ним удалился Амальрик, держа на руках самого большого кота - остальных несли пажи. Хотел было уйти и патриарх Фульхерий, но рыцари вплотную обступили его и, хватая за одежду, даже за бороду, вынудили остаться. По иерусалимским законам запрещалось проигрывать в кости более полутора фунтов серебра в сутки; на короля и титулованных особ закон этот, понятно, не распространялся, но обычные рыцари имели право преступать его только praesente episcopo, в присутствии епископа. Поэтому патриарха насильно задержали, чтобы можно было отдаться любимой игре без всяких ограничений.
Все вокруг заволокло винными испарениями, клубами дыма, звенели монеты, рыцари громко бранились, то и дело кто-нибудь хватался за оружие. Уже рассвело и пала роса, когда Генрих, кутаясь в свой роскошный плащ, вышел из зала во двор - он жаждал тишины и покоя. В садике между дворцом и крепостной стеной, где Тэли и Герхо недавно забавлялись стрельбой из лука, валялась на земле шапочка из цветов, которую он видел на королеве Мелисанде.
Приготовления к решающей битве за Аскалон развернулись вовсю, но продолжались не больше двух-трех недель. По-видимому, надо было лишь упорядочить и завершить то, что давно уже было начато, но потом запущено при Фулько и Мелисанде, не отличавшихся воинственностью. Еще Балдуин II готовился к захвату неприступного Аскалона - продвигаясь к городу с севера, он ставил одну за другой крепости и башни, которые должны были послужить его войскам опорой при осаде. Мало того: он отдал лежавшие к югу от Аскалона развалины греческого города Газы тамплиерам, чтобы они там построили крепость. Затем северные крепости соединили линией укреплений с южной, полностью отрезав аскалонцев от материка.
Воздвигнутую на развалинах Газы крепость Балдуин решил сделать главной квартирой своих войск и послал туда тамплиеров во главе с Бертраном де Тремелаи, чтобы они позаботились обо всем необходимом для осады. Вместе с тамплиерами поехал Генрих Сандомирский. Газа находилась невдалеке от Иерусалима, дорога была безопасная - охраняли ее не только тамплиеры, но еще какие-то смуглые, дикие с виду люди. Польскому князю сказали, что это - рабы тамплиеров, преданные им не на жизнь, а на смерть. Газа была собственностью ордена, туда никого не впускали, кроме его членов и их ближайших помощников и друзей.