Красные следопыты (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Будет! — кричит он. — Орел!
— Буревестник! — выскакивает Вера Дюжева и смотрит почему-то на Феликса Кудрявцева.
— Лев! — подбрасывает хвороста в огонь Степа Варенец и тоже смотрит почему-то на Феликса.
Вовка-большой добродушно злится. Видно, не перехватить ему инициативу. А раз так, пусть Феликс и судит, кому из птиц или зверей отдать предпочтение.
— Сокол?
— Нет.
— Медведь?
— Нет.
— Слон?
Но даже слон не производит на Феликса впечатления.
— Почему нет? — злится дежурный комендант Митя Удальцов. —
— Не вполне, — возражает Феликс, — у него нет легенды.
— А у кого есть? — Митя спрашивает об этом просто так, на всякий случай. Он понятия не имеет, о чем говорит Феликс, и очень удивляется, когда тот принимает его вопрос всерьез.
— У оленя есть.
— Потому что он что? — продолжает хитрить Митя.
— Потому что он в старину спас город Северск.
Степа Варенец — глаза и уши. Олень, спасший город! Надо же...
Феликс Кудрявцев рассказывает...
Оленя вспугнули враги, когда пытались тайком напасть на Северск. Олень прибежал в город. Вид его встревожил жителей. «Что-то неладно в лесу», — подумали они и выслали разведку. Разведка донесла: «Враг!» Северск приготовился к обороне...
Степа Варенец вздыхает.
— На наш Равелатс никто никогда не нападал.
Его воинственность не по душе Вере Дюжевой.
— Еще чего захотел! — возмущается сторонница мира.
Степа Варенец упрям.
— На наш Равелатс никто никогда не нападал. Поэтому у нас нет легенды.
— Нет, есть!
Это — Вовка-большой. Гарнизон с надеждой смотрит на своего вожака.
Ноги Вовки-большого ходят ходуном. Руки Вовки-большого рисуют в воздухе незримую картину...
— Степь да степь. По степи охотник идет. Вдруг видит — зверь. Рыло — как у кабана. А на рыле — рог. В земле роется. Догадался охотник — носорог. Зверь редкий, бить не стал. Покопался носорог и ушел. Охотник — к тому месту, где носорог копался. Видит: тут ком земли, там ком — носорогова работа. Поддал один ногой и от боли взвыл. Поднять захотел — дудки. Поскоблил ножом — железо. Вот что носорог из земли выворотил. Узнали об этом люди. Там, где степь была, завод поставили. Возле завода поселок вырос. Как называется? Если слева направо читать — Сталевар. Если справа налево...
— Равелатс! — недисциплинированно вопит гарнизон.
От сараев, чернеющих поодаль, с громким кудахтаньем разлетаются куры. Сердито кричит петух.
Митя Удальцов пристально смотрит на Феликса Кудрявцева. Феликс кивает головой. «Ясно, — догадывается Митя, — возражений нет», и, пользуясь комендантскими полномочиями, властно поднимает руку:
— Гербом города Равелатса объявляется носорог!
В тот же день вечером, встретив Вовку-большого, и потолковав с ним о том о сем, Феликс Кудрявцев как бы невзначай заметил:
— По-моему, в наших краях носороги не водятся.
Чудак, он хотел поймать вожака на слове.
— По-моему, тоже, — согласился Вовка-большой. — А олени в Северских лесах водятся?
Феликс Кудрявцев снисходительно усмехнулся:
Олень, спасший Северск, был лошадью.
— А рога? — спросил Вовка-большой.
— Рогами его наградила народная фантазия.
— Ну так вот, — сказал Вовка-большой, размахивая для убедительности руками, — носорог, открывший в наших местах железо, был диким кабаном.
— А рог? — спросил Феликс.
— Рогом наградил его я. Для фантазии.
Приятели посмеялись и разошлись. Завтра снова встретятся.
Трубочисты
Дверь распахнулась, и в кабинет председателя поселкового Совета вошли четверо негров. Председатель нервно засмеялся и встал. Не то чтобы он очень удивился появлению иностранцев — в Сталеваре к ним привыкли, но, во-первых, иноземцы, наезжая в Сталевар, прямо со станции отправлялись на завод; во-вторых, все они и каждый в отдельности значительно превышали в росте поселковую ребятню. Этим же поселковая ребятня нисколько не уступала в росте. «Пигмеи», — решил председатель, вспомнив о существовании в Африке лилипутского племени, и поискал глазами переводчика. Увы, среди сопровождавших пигмеев лиц такового почему-то не оказалось. Были, правда, два дворника и участковый милиционер Еремин, но их при всем желании нельзя было заподозрить в знании иных языков, кроме русского.
Председатель поманил милиционера Еремина.
— Пигмеи? — тихо спросил он, кивнув на негров.
В отличие от председателя, милиционер Еремин никогда ни о каких пигмеях не слышал и понял это слово как ругательное.
— Так точно, — сказал он, — ироды.
— Что? — Глаза у председателя округлились. — Какие ироды?
— Обыкновенные, — уточнил милиционер Еремин, — которые... хулиганы.
И тут вдруг, на взгляд председателя, произошло нечто невероятное: пигмеи заговорили на чистейшем русском языке.
— Мы не ироды, — сказал один из них.
— И не хулиганы, — сказал другой.
— Мы трубочисты, — сказал третий, сверкнув белками.
Прежде чем председатель поселкового Совета придет в себя от изумления, мы успеем рассказать историю появления «пигмеев» в поселковом Совете.
Началось с того, что Митя Удальцов опоздал на утреннюю поверку. Когда он, с разрешения дежурного коменданта Веры Дюжевой, встал в строй, соседи беспокойно задергали носами.
— Эй, чего там? — крикнула Вера.
— Удальцов пахнет, — отозвались из строя.
Митя был вызван и обнюхан.
— Ну что? — крикнули из строя.
— Пахнет, — сказала Вера Дюжева.
— Чем? — поинтересовались в строю.
Вера Дюжева задумалась, перебирая в памяти знакомые запахи, и вдруг догадалась: Митя Удальцов пах, как свежекопченый окорок.
— Окороком! — крикнула она. — Копченым!!!
Гарнизон города Равелатса дрогнул и расхохотался.
Митя Удальцов был стреляный воробей. Он знал, обижаться опасно. Обидишься, прозовут «копченым». Поэтому он расхохотался вместе со всеми. Потом спросил, не заинтересует ли гарнизон причина его, Митиного, опоздания на утреннюю поверку?