Красные следопыты (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Вы зачем, а? — как можно миролюбивей спрашивает Воронок.
— Что зачем? — хмурится Соловейчик.
— Объявление сорвали.
— Объявление? А затем, что не положено, — лоб у Соловейчика сердито морщится, — параграф второй, пункт третий. Не читал небось?
— Нет, — честно признался Воронок, смущенный параграфами и пунктами неизвестного положения.
Это не ускользает от внимания «медведя».
— То-то и оно. А за это, знаешь, штраф, — говорит он и, пристально посмотрев на Воронка, добавляет: — А Макара твоего я знаю...
Известие так неожиданно, что Воронок не сразу
— Знаете?
— Знаю.
Сотни вопросов готовы слететь с уст Воронка, но Соловейчик опережает его:
— Точнее сказать, знал.
— Где же он?
— Погиб. Пал смертью храбрых.
В пустых, холодных глазах Соловейчика ни мысли, ни чувства. И голос какой-то скучный, будничный. Воронок потрясен. Знает, что погиб, а говорит об этом, как о чем-то недостойном внимания.
«Что же делать?» — размышляет Воронок, шагая по улице. Продолжать поиски или нет? Стоп! Ведь они ищут не самого Макара, а его родственников, друзей, тех, кто его знал и может о нем что-нибудь рассказать. Вот, оказывается, Соловейчик знал. Но Соловейчик не в счет. Из него слова доброго не выжмешь. Нет, нет, поиски надо продолжать. Разве мало в Зарецке бывших партизан? Вполне возможно, что кто-нибудь из них... Эх, жаль, что объявления повесить нельзя. Может быть, по радио?.. А что, вполне возможно... «Товарищи радиослушатели! К вам обращаются пионеры зоны «Восток-1». Тех, кто знал партизана-разведчика Макара, просят...» Чья-то тень упала на Воронка. Он остановился и поднял голову. Перед ним стоял Генка Юровец.
— Ты куда?
— К прорабу, дяде Кириллу. Надо же сказать.
— Пошли. Все равно делать нечего.
Сапожник дядя Кирилл был давним и добрым другом зоны. Каких только историй не наслушались ребята, бывая в мастерской у балагура-сапожника, чему только не научились: и паять, и строгать, и пилить, и сапоги тачать. Все мог, все умел дядя Кирилл, за исключением самой малости: «лодыря корчить» и «труса праздновать». Нехитрая наука, но к ее познанию дядя Кирилл никогда не стремился. Впрочем, никто ему это в вину не ставил.
Вот к нему-то, к «веселому башмачнику», и направились Воронок и Генка, чтобы сообщить ему новость: об избрании прорабом пионерской стройки.
Воронок потянул дверь сапожной и едва успел отскочить в сторону: прямо на него из мастерской вывалился «медведь» — Соловейчик. Впрочем, встреча не удивила Воронка. Соловейчик, как и все другие, мог зайти к дяде Кириллу, чтобы сдать в починку обувь.
Дядя Кирилл встретил ребят загадочной улыбкой. Воронок и Генка в ответ тоже улыбнулись, полагая, что дядя Кирилл хочет их чем-нибудь потешить.
— Соловейчик, видели, а? — ухмыльнулся дядя Кирилл.
— Что Соловейчик? — насторожился Воронок, вспоминая встречу на улице.
— Лет пять не захаживал. А тут вдруг: «Здрасте, Кирилл Макарович... Не желаете ли путевочку на курорт?» — «За чей счет? — спрашиваю». — «За мой, — говорит, — для себя купил, а ехать не могу». А мне за его счет не нужно. Я и за свой могу. А вы зачем?
Воронок подтолкнул Генку. Пусть скажет дяде Кириллу о решении зоны. Его мысли были заняты другим: Соловейчиком, срывающим объявления... Скупцом Соловейчиком, раздаривающим путевки на курорт. Всем этим необходимо было срочно поделиться с Валентиной и Долгим, слесарем с вагоноремонтного завода, вожатым отряда имени Гагарина. Интересно, как отнесутся они ко всему этому?
Он разыскал их в тот же вечер, на танцах, в клубе вагоноремонтного завода.
Выслушав Воронка, Валентина и. Долгий задумались. Сорвал объявление... Предлагал путевку дяде Кириллу... Ну и что? Что в этом странного? И все же что-то странное есть. Соловейчик не из тех, кто вот так, за здорово живешь, станет дарить путевку.
— Что будем делать? — спросил Воронок.
— Ждать, — ответил Долгий. — Ждать и ничего не делать.
Ждать и ничего не делать? Воронок не узнавал своего энергичного вожатого. Впрочем, его слова, наверное, не следовало понимать в прямом смысле. Советуя Воронку воздержаться от каких бы то ни было действий, сам он, конечно, будет действовать не покладая рук. Ну что ж, Воронок подождет.
Тайна Макара
Прошла неделя. Однажды на перемене Долгий пришел в школу и вызвал Воронка в пионерскую.
— Садись, — сказал Долгий, — и слушай. Нам удалось найти человека, который знал Макара.
— Кто он? — сердце у Воронка забилось.
— Вечером он придет в штаб. Собери совет и жди.
И вот они сидят у Воронка в мезонине и ждут: он, Воронок, Генка Юровец, Мишка-толстый. Появляются Валентина с Долгим, а за ними — Егор Егорович, Лялькин дедушка, пенсионер.
— Все в сборе? — спросил Егор Егорович, окинув из-под бровей собравшихся. — Тогда пошли, — сказал он, возглавляя шествие. — К Макару...
Они вышли на улицу, и притихшие ребята, поеживаясь, засеменили вслед за Егором Егоровичем, Валентиной и Долгим. Неужели сейчас они увидят Макара? Это казалось невероятным.
Миновали базар, пожарную каланчу, остановились возле сапожной мастерской. Удивительно, что в ней все еще горел свет, хотя рабочий день давно окончился. «Дядя Кирилл выполняет план», — догадались ребята.
Егор Егорович взялся за ручку двери, ведущей в мастерскую. Открыл. Задержался на пороге. Поманил их за собой. Но зачем? Они ведь были недавно у дяди Кирилла с известием, что избрали его прорабом пионерской стройки. Однако раз зовут, отказываться неудобно. Обогреются, пока Егор Егорович заберет у дяди Кирилла починку. Иначе, зачем он сюда зашел? Ого, они, оказывается, друзья, дядя Кирилл и Егор Егорович. Смотри, как обнимаются!
Обнялись. Егор Егорович слегка отстранил дядю Кирилла, как-то странно посмотрел на него и, обернувшись к ребятам, сказал:
— Вы хотели видеть Макара? Вот он, перед вами.
Все зажужжали и, как пчелы, налетели на дядю Кирилла. Из мастерской перешли в комнату, где он жил, не уставая расспрашивать и слушать. Здесь, рассматривая фотографические карточки, пришпиленные к стене, ребята увидели дядю Кирилла молодым, в гимнастерке, с автоматом через плечо и орденом Красной Звезды на груди. Еще узнали, что дядя Кирилл одинок, а его единственная дочь Вера Кирилловна погибла при переходе фронта. Погибла? Это точно? Да. Об этом сообщил Соловейчик, сопровождавший транспорт раненых, больных, стариков и женщин на Большую землю.