Красные тюльпаны
Шрифт:
— Нет, не усомнился. Но порядок того требует. Я командир партизанского отряда имени Щорса. И право на то имею полное.
Лейтенант вынул из нагрудного кармана командирскую книжку, протянул Андрюхину. Тот внимательно ознакомился с документом и, возвращая, спросил:
— Вы коммунист, товарищ Баутин?
— Так точно, товарищ капитан. Коммунист с тридцать девятого года.
— Откуда родом?
— Сибиряк я.
— Добро. Людей своих знаете?
— Были вместе не в одном бою.
— А эти кто? Фамилии помните? — Андрюхин
— Помню. Всех троих, как себя знаю. Сычев, Ушаков, Квасов. Все трое москвичи. Двое, те что помоложе, в моей роте числились.
Партизаны и красноармейцы вырыли под березами братскую могилу и захоронили в ней трех погибших бойцов. А потом молча вскинули вверх карабины и автоматы, отсалютовали своим боевым товарищам.
Андрюхин, Гордеев и младший лейтенант Баутин тоже выстрелили из пистолетов в воздух. Спрятав свой ТТ в кобуру, Андрюхин обратился к красноармейцам:
— Товарищи бойцы! Объявляю всем вам благодарность за решительные действия в сегодняшнем бою. Мы потеряли трех смелых бойцов. Тяжела утрата. Родина не забудет своих верных сыновей. Врагу мы отомстим за них. Товарищи бойцы, наш отряд пока невелик, но мы воюем. Я имею полномочия от командования Красной Армии принимать в отряд всех красноармейцев, которые пробиваются к линии фронта на соединение с регулярными частями нашей армии. Фронт отодвинулся далеко. Поэтому предлагаю всем вам присоединиться к нашему отряду. Как ваше мнение на это, товарищ младший лейтенант?
— Согласен, товарищ капитан. Только доложите обо всех нас командованию, если имеете возможность, чтобы не считали нас погибшими или без вести пропавшими.
— Доложу. Коммунисты и комсомольцы в вашей группе имеются?
— Да. Коммунистов пять. Комсомольцев шестнадцать.
— Добро. А сколько всего у вас бойцов?
— Двадцать девять со мной.
— Двадцать шесть, товарищ командир, — уточнил скуластый красноармеец.
— Да. Двадцать шесть, товарищ Фасуддинов, — с горечью в голосе отозвался младший лейтенант. — Но и те трое будут с нами в строю. Мы за них воевать будем. Они не погибли. Они в наших сердцах. Так что нас двадцать девять.
— Согласен, — поддержал Андрюхин. — Будем считать двадцать девять. Сычева, Ушакова, Квасова из списков не исключать. Пусть всегда будут вместе с нами в строю. Боеприпасы выдавать будем и на них.
Ранение Петра
Было уже за полночь, когда группа подрывников в восемь человек, которой командовал Сергеев, подошла к деревне Кавелыцино. На краю леса, подступавшего к деревянному мосту через неширокую реку Неча, остановились. К мосту, который решено было взорвать, командир подрывников выслал двух партизан: Петра Корнилова и Александра Полетайкина. Они скрытно пробрались вдоль берега, заросшего кустарником, почти к самому мосту, залегли, стали наблюдать.
По ту и другую сторону моста расхаживали
Полетайкин тронул за плечо товарища, показал на приклад автомата. Петр в ответ кивнул головой, мол, понял.
Темная ночь была помощницей партизанам. Выждав, когда немцы сойдутся и станут закуривать, о чем-то болтая, Корнилов и Полетайкин проворно выскочили из укрытия, в стремительном броске налетели на фашистов, бесшумно сняли их и отволокли под мост.
Прихватив автоматы немцев, Корнилов и Полетайкин вернулись к своей группе, доложили командиру о проведенной разведке, о том, как им удалось снять охрану.
Сергеев хотел было отчитать партизан за излишнюю инициативу, но счел нужным сделать это потом, при разборе задания, и поняв, что при сложившейся ситуации, может быть, и сам поступил так же, решил не терять времени и лишь недовольно сказал:
— Ладно, потом разберемся, — и скомандовал: — Всем вперед. За мной!
Партизаны побежали к мосту. Надо было успеть заминировать его и как можно дальше уйти после взрыва.
Выставив охрану, Сергеев с Румянцевым и Ореховым спустились к опорам, командир указал, где и как привязать взрывчатку, проверил надежность огнепроводного шнура.
Когда все было готово, Сергеев собрал всех на левом берегу и скомандовал оставшимся под мостом Николаю Румянцеву и Виктору Орехову:
— Запаляй!
В темноте вспыхнули два огонька и тут же погасли, а в настороженной тишине слух партизан уловил тонкое злое шипение.
— Румянцев, Орехов, наверх! Всем отходить! Быстро! — скомандовал Сергеев.
Партизаны друг за другом побежали в сторону леса.
Не успела группа пройти и половины пути, как за их спинами раздались один за другим два сильных взрыва.
Сергеев, замыкавший группу, оглянулся и увидел поднятые взрывом обломки моста, клубы дыма.
Партизанам оставалось пробежать метров двести, и они были в полной уверенности, что через несколько минут будут в спасительной чаще и смогут спокойно уходить дальше, как совершенно неожиданно слева, со стороны реки, по ним ударил сразу десяток автоматов.
— Ложись! — скомандовал Сергеев.
Партизаны кинулись в снег и тут же открыли по гитлеровцам огонь.
— Вот гады! И откуда они только взялись? — ни к кому не обращаясь, выкрикнул Николай Румянцев.
— Не по времени пришла смена, — сквозь зубы отозвался Сергеев. — Там, за рекой, село большое, и немцев полно. Сейчас налетят.
И точно, не успел он проговорить, как с той стороны послышались отрывистые крики, а на сером снегу вдали замелькало много темных фигур немецких солдат, двигавшихся цепью к запорошенной снегом реке. Они вели стрельбу на ходу, огонь их был плотным, трассирующие пули ливнем неслись как раз на тот участок, который отделял партизан от леса. Прорваться через этот шквальный огонь ни перебежками, ни ползком было совершенно невозможно.