Красные журавли (сборник)
Шрифт:
Склонив голову набок, он жалобно заглянул в самые глаза Клима:
— Она умерла, моя жена. Три года назад умерла, а я её слышу. Как же это так? Не пойму, никак не пойму этого. Умерла… а говорит!
В глазах его отразилась безмерная тоска, он заплакал.
— Галя, Галя! Как же это так! Как же ты? Не надо об этом, не надо! Все равно не поможешь. Ты ведь умерла, я знаю. Я сам видел, как ты умирала. А… может быть, и я умер?
И вдруг с облегчением захихикал:
— Нет, я не умер! Нет! Это все неправда.
Клим смотрел на него неотрывно. Он понял до конца слова Штанге: «Ты теперь раб, понимаешь? Раб, раб, раб!» Вот какая судьба ему уготовлена? Судьба буйно помешанного Штанге или тихого идиота Гора. А Штанге полетел в сторону «Торнадо», и никто не знает, что он безумен. Нет, Клим может умереть, сойти с ума, но предупредить своих друзей он обязан…
Непонятная страшная сила сдавила его до боли в костях. Так ничего и не поняв, Клим машинальным движением подбородка включил амортизатор, а когда скафандр раздулся, преодолев силу сжатия, он перевёл дыхание. Посмотрев вниз, штурман увидел, как Нил Гор с выражением панического ужаса на лице, то и дело оглядываясь, удирал со всех ног. На груди Клима лежала громадная, бурая, покрытая крупными бородавками лапа, похожая на уродливо разросшуюся руку. На лицо ему падала тень. Он поднял голову и увидел нависшую над собой лошадиную морду игуанодона.
Клим воспринял это без особого удивления. Если игуанодоны строят здания, то почему бы им не хватать людей и не тащить их куда-то? Конечно, Клим оказался непростительным ротозеем, но, пока на нем нейтридный скафандр, ящер бессилен причинить ему вред. Игуанодон шагал прямо по кустарнику, легко приминая его ногами-тумбами, как самую обыкновенную траву. Клима мягко покачивало влево-вправо, вправо-влево. И весь этот чужой мир с мутным небом, кирпичным солнцем, красноватым песком и серым кустарником лениво покачивался перед глазами. Когда Клим закрыл глаза, ему показалось, что он плывёт в лодке, качающейся на волнах. Но громадная бурая лапа на груди, равнодушная лошадиная морда над головой были реальностью. Все так чувственно, так осязаемо и так нелепо. Клим никак не мог заставить себя поверить в происходящее. То ли сон, то ли явь. Клим Ждан в объятиях динозавра! Только один раз! Спешите видеть! Он ничуть бы не удивился, если бы его потрясли за плечо и флегматичный голос Кронина проговорил: «Просыпайся, Клим! Ну-ну, я понимаю, что смотреть сны — занятие интересное, но вахта есть вахта». А может быть, и не было ни Алексея Кронина, ни Ивана Лобова, ни «Торнадо», ни даже его, штурмана Клима Ждана? Был только двухэтажный белый-белый домик на берегу тёплого моря, большой сад, в котором росли огромные, удивительно вкусные яблоки, и жил там загорелый, крепкий мальчуган, мечтавший о подвигах и часто видевший дивные космические сны.
Клим услышал, что его окликают по имени. Конечно, это сон, и нет никакого смысла ему противиться. Какие там ящеры! Но голос, окликавший его, становился все громче и настойчивее.
— Клим, отвечай. Нахожусь над городом, тебя не вижу. Отвечай.
Нет, это не сон. Это Лобов зовёт его! Иван сейчас над городом, он ищет и никак не может найти его.
— Иван, я здесь! — закричал Клим. — Я здесь, меня держит игуанодон! Иван!
Волнение перехватило ему горло, и он замолчал, весь превратившись в ожидание. Но Лобов словно и не слышал его.
— Клим, я над городом. Тебя не вижу, отвечай! — устало повторил он.
— Иван! — снова закричал Клим и осёкся. Он вспомнил, что надо включить передатчик, иначе Лобов не услышит его. Надо освободить хотя бы одну руку!
Клим задёргался, забился в объятиях равнодушного гиганта. Он напрягся в последнем неимоверном усилии, которое удесятерялось амортизаторами скафандра. Лапы игуанодона подались, но, почувствовав, что жертва может ускользнуть, ящер тоже поднапряг силы, и Клим бессильно обвис.
— Эх, Иван, — прошептал он и уронил голову.
— Клим, тебя не вижу, отвечай! — постепенно затихая, звучал голос Лобова.
Отчаяние Клима уступило место бессильному равнодушию. Он будто засыпал, но мысли его вертелись с сумасшедшей скоростью, образуя пёстрый хоровод, порождавший неземные, неведомые доселе диковинные образы.
Клим увидел перед собой приземистое здание с маленькими, похожими на иллюминаторы окнами. Игуанодон подошёл к зданию вплотную, остановился перед узкой массивной дверью и осторожно опустил Клима на землю. Это нисколько не удивило Клима. Он уже знал, что именно так и только так должен поступить этот ящер.
Издав короткий хриплый рёв, игуанодон повернулся и, переваливаясь с боку на бок, зашагал по направлению к кустарнику. Клим проводил его равнодушным взглядом и повернулся лицом к двери. Теперь она была приоткрыта, а на пороге, свободно выпрямившись, стояло изящное, гибкое, почти бесплечее существо. Его глаза со шелевидными зрачками пристально смотрели на Клима.
Глава 12
На «Ладоге» никаких изменений не произошло. Родин спал спокойным, здоровым сном, только одеяло, которым его заботливо укрыл Лобов, было скомкано и свисало на пол. Командир «Торнадо» облегчённо вздохнул и, поймав себя на этом, усмехнулся. Казалось бы, что может случиться в непробиваемом, надёжно запертом корабле, а вот на тебе — Лобов и удивился и обрадовался, что все в порядке. Сказывалась непрерывная цепь неожиданностей и постоянное нервное напряжение. Долго так не выдержишь, нужно предельно форсировать поиск.
Прежде чем заняться Родиным, Лобов покопался в мусоре, который валялся на полу, и быстро нашёл то, что искал, — два использованных розовых инъектора, применяемых для борьбы против неизвестных заболеваний. Будь он повнимательнее, инъекторы можно было бы найти ещё во время первого визита. Алексей прав, экипаж «Ладоги» посетила какая-то инопланетная болезнь. Страшная болезнь, если судить о ней по поведению Штанге. И хотя Родину теперь более всего нужен покой, во имя всеобщего блага его следовало привести в чувство и расспросить.
Лобов выбрал в аптечке сильнодействующий нейростимулятор и ввёл в вену биолога, а затем произвёл инъекцию глюкозы и аминокислот. Теперь оставалось ждать.
Минуты через три лицо Родина порозовело, он беспокойно заворочался и открыл глаза. Увидев фигуру, склонившуюся над ним, он вздрогнул и испуганно откинулся к самой стенке.
— Кто? Кто это?
— Спокойно, Дан. Я командир «Торнадо» Иван Лобов. Мы несколько раз встречались на базе.
Присмотревшись к лицу Лобова, которое было хорошо видно за прозрачным забралом. Родин успокоение вздохнул и опустился на подушку.
— Лобов, знаю, — прошептал он.
— Почему вы испугались? — мягко спросил командир «Торнадо».
— Не знаю, — после паузы ответил Родин, — мне стало почему-то страшно, и все. Я… я болен?
— Да.
Родин медленно провёл ладонью по лицу.
— А где Юст и Нил?
Несколько секунд Родин неподвижными глазами глядел на Лобова, потом пожаловался:
— Ничего не помню. Теснятся какие-то образы… ничего не могу вспомнить, все в тумане.
— А как вы себя чувствуете?
Родин виновато улыбнулся.