Шрифт:
Был хрустяще-ломкий от холода декабрьский день, чистый, как вино, и неподвижный, как тень стервятника. Перес, напав к полудню на след кочевого стойбища, сразу же понял, что перед ним — первый знак враждебного накопления сил, которого он ожидал.
Смуглый мужчина, сплошные жилы, Поуни Перес служил старшим следопытом-скаутом в гарнизоне полковника Гарри Фентона при форте Уилл Фарни. Удлинённая голова его на ходу всё время была в движении, чёрные — щелями — глаза постоянно вели наблюдение, безостановочно обшаривая каждую четверть горизонта — ибо
Облик Переса не вызывал хоровода приятных мыслей при внезапной встрече во мраке. Он был сухощав, скуласт, смугл, как седельная кожа. Короткая бородка подчёркивала вытянутую челюсть. Рот был широк и плотно сжат, словно у шайенского Пса-Воина — большой, жёсткий, индейский рот. При взгляде на Поуни Переса приходило в голову одно сравнение: поджарый матёрый волк, охотник на бизона, чуткий, проворный, грозный.
С детских лет росший среди сиу, Перес был полукровкой из племени поуни; отцом его был пушной торговец-баск, а матерью — скво из племени Угонщиков Лошадей. Он был странным, не знавшим друзей человеком, и пламя одного лишь желания пылало в его груди: ценою собственных заслуг добиться права принадлежности к расе своего отца.
Сейчас за ним, в сорока милях к юго-востоку, лежал форт Уилл Фарни. Впереди, где-то в таинственном снежном беспорядке Волчьих гор, должно быть предполагаемое скопление врагов-шайенов, которые, согласно донесению, сходятся там под предводительством Ташунки Витко, готовясь к давно задуманному уничтожению форта Фарни. Наличие этого скопления и его угрозу мог бы подтвердит и вид деревни, за которой сейчас следил Перес. Если эту деревню возглавляет тот вождь, как он думал, — тогда…
В продолжение всего дня Поуни Перес шёл по тропе, оказавшись за час до заката в виду отдалённых тонких спиральных дымков над очагами, на которых готовился ужин.
Ненадолго задержавшись, он рассмотрел холмистую окрестность, лежавшую перед ним. Затем, поцокав тихонько Сози, своему светло-каурому мерину, вернул пони назад, на тропу. Через полчаса осторожного продвижения по обходной балке, параллельно стойбищу, тропа вывела его на невысокий гребень холма, открыв вид, от которого у следопыта вырвалось дыхание со свистом, резким, словно пуля в полёте.
Внизу перед ним расстилалось что-то около двухсот палаток лагеря оглала-сиу, жирные дымки лениво поднимались над дымоходами типи, медленно тая, бело-синие в зимних сумерках. Но не число палаток вызывало у него порывистый вздох, а табун лошадей.
Перес был в состоянии распознать любую крупную деревню сиу по его лошадям. Глядя на лошадей, он мог сказать, чьё стойбище перед ним — а это стадо было видно хорошо. Он знал этих коней так же хорошо, как знают соседских собак. Поворачиваясь к Сози, морду которого он держал плотно укутанной, прошептал:
— Хо, ты, Сози! Узнаёшь своих друзей вон там?
Маленький каурый нервно встряхнул ушами, пока его странноватые прозрачные глаза следили за пасущимися внизу животными.
— Может, теперь нам удастся раскрыть уши этой медной голове? — Скаут имел в виду полковника Фентона. — Погоди, мы поведаем ему, кто там крадётся в Волчьих горах с пятью сотнями воинов. Айй-и-и!
Перес быстро проделал весь путь вниз по заднему склону холма, ведя свою каурую лошадку в поводу по заледенелому насту. Внизу он помедлил; и вот резкий порыв ветра налетел в тишине балки.
— Наш друг сиу там, за холмом, приходит не один, — пробормотал он, раскутывая ноздри мерину. — А ты чуешь, что я чую, старина Сози?
Сози уставил свой чёрный, как сажа, нос, нюхая ветер, слегка потянул ноздрями, затем уложил назад уши, повернулся к ветру, выгнув спину, словно занесённый снегом олень.
— Да, уж ты-то его чуешь! Это Вазийя, ведь так, Сози?
Мерин в ответ лишь сильней выгнул спину, тыкаясь в хозяина кончиком своего чёрного носа. На языке сиу Вазией называли Великана, который посылает Бураны. Ваниту — так звали зиму, но Вазийя воплощал всё холодное время года. В своей ледяной груди он нёс исполинские снега.
— Давай двигать отсюда, Сози, — слова Переса звучали зловеще-приглушённо. — Что-то не нравится мне запах этого ветра. Не меньше, чем вид лагеря.
К полуночи, когда Перес подскакал на Сози к ограде форта, всё внутри было темно. На карауле стоял сержант Орин Даффи. Скаут кратко отвешл на оклик, прозвучавший сверху, из тьмы.
— Это я, Перес. Отворяй!
— Святой Иосафат, — проворчал сержант. — Я только-то собрался вздремнуть послаще.
— Надеюсь, ты выспался, — отозвался скаут, въезжая в ворота. — Повторить удастся не скоро.
Внутри он остановил коня и спешился.
— Как дела, мистер Перес? — нахмурясь, спросил ирландец, заметив, как вздымаются бока Сози, от которых шёл пар. — Ей-ей, послушай, да ты загнал беднягу почти до смерти!
— Ага. Надо мне его завести и обтереть. Пока я этим занят, тебе лучше поднять полковника с перины. Скажи ему, что у меня есть новости, от которых его парик встанет дыбом и закрутится в шесть узлов. Зови и прочих офицеров тоже. Они ему понадобятся.
— Да, сэр! — ответил Даффи. — Лечу!
— И раздобудь Джона Клэнтона, — крикнул вдогонку ему Перес, — он понадобится мне!
— Так точно!.. Все будут на месте через три минуты.
Слово у Даффи не расходилось с делом.
Когда Перес подходил к офицерской казарме, из тьмы надвинулась высокая тень, и гортанный голос Джона Клэнтона пробурчал: «Чем пахнет ветер, Поуни?»
— Во-первых, бураном, Ястреб, — ответил Перес, обращаясь ко второму скауту по имени, которым того наградили восхищённые сиу.
— Ты что, загнал этого своего конька до седьмого пота, чтоб только привезти сводку погоды? — слова Клэнтона звучали суше пыли. — Я чую этот снегопад так же ясно, как ты. Он надвигается и будет сильным, но ведь не от этого у тебя ноздри зачесались?