Красный буран
Шрифт:
— Если его выпустить, он с таким же успехом может оказаться по ту сторону стен, в рядах нападающих. Мы не можем допустить такой вероятности. Он знает весь форт наизусть.
— Вы дали Стейси очернить в ваших глазах этого человека, — с жаром заговорил Хауэлл. — Едва ли я унижу память Стейси, если напомню вам, что он вчера вёл себя как глупец. Совершенно ясно, что он нарушил приказ и несёт всю полноту ответственности за разгром своих сил. Никакой здравомыслящий человек не заподозрит серьёзно Переса в том, что у него было что-либо общего
Фентон находился в слишком большом замешательстве, чтобы принять вызов, брошенный ему. Он устремился дальше, вслед за собственными мыслями, рассуждая вслух.
— Перес полагал, что нам следует направить курьеров к Мьюлшоу-Крику, прежде чем сиу займут позиции вокруг форта. Но ведь мы даже не видели ни одного индейца. Не могу же я вызывать подмогу из форта Лоринг в связи с осадой, которая даже не началась. Я стану посмешищем всей армии. — Командир форта прислушивался к собственным аргументам. — Да, я побьюсь об заклад, что сиу уже отошли и двинулись на север, где бы там ни лежал этот их лагерь, как говорил Клэнтон.
— Я бы присоединился к этому. — В поддержке Тендрейка было больше надежды, чем рассудка. — Всё это дело развеется вместе с бураном.
— Мне очень жаль, джентльмены. — Хауэлл был неразговорчивым, резковатым человеком и опытным командиром, пробывшим на фронтире дольше сроком, чем Тендрейк и Фентон. — Но ваши выводы совершенно ошибочны.
— Что за чёрт, Хауэлл? Уж не пали ли вы духом, а?
— Не совсем, полковник, — мрачно ответил офицер. — Но полчаса назад, когда я стоял на страже, Бог развёл занавески и дал мне возможность кое-что увидеть.
— Что же именно? — потребовал Тендрейк.
— Благодаря одному из таких прояснений в буране возникла брешь. С минуту-две я мог наблюдать чёрное небо и звёзды — примерно на три стороны света — на юго-востоке, юге и юго-западе.
— Ну, и что же? — Тон у полковника Фентона был нерешительный.
— Что ж, чернота неба да звёзды — это не всё, что я видел. Также дым, джентльмены. Много дымов. Насколько видел глаз, тонкие струйки дыма. Серо-сизые. Дым от костров. Такой, какой поднимается над дымоходами индейских типи ясным зимним вечером. Мы окружены.
— О Господи! — вырвалось у Тейндрека. — Нам пришёл конец.
— Есть один шанс на помощь извне! — Неожиданное заявление Фентона вселило надежду.
— Каким образом? — осведомился Хауэлл.
— Я только что вспомнил Бэйли и О’Коннора. Они наверняка остановятся в Мьюлшоу-Крике и телеграфируют полковнику Бойнтону в форт Лоринг. Несомненно же, они догадаются сделать это. Вы согласны, Хауэлл? Более того, Бойнтон мог уже и выслать колонну подкрепления по получении этого известия!
— Не пройдёт, полковник. — Тон Хауэлла был отрывисто-груб. — Пусть даже они и выслали депешу, и пусть даже Бойнтон придал ей значение, — всё равно он станет ещё дожидаться подтверждения депеши. Не забывайте: это милая, добрая старушка армия. Три копии каждого документа и подпись командующего, и всё для того, чтобы капрал смог наведаться в нужник.
— Тем не менее это наш единственный шанс, — пробормотал Фентон сварливо.
— Наш единственный шанс, — возразил ему Хауэлл, — состоит в том, чтобы послать вестника. Мы, быть может, продержимся здесь с неделю. Быть может, ещё день после того. Если верховой прорвётся — у нас будет шанс. Правда, ненадёжный, следует признать.
— Я не стану никого назначать приказом в эту поездку, Хауэлл; да если б я это и сделал, как, по-вашему, заставить кого-то двинуться в путь? Любой в трезвом уме предпочтёт скорее быть застреленным, нежели попасть в руки враждебных индейцев. И кроме индейцев, как насчёт этого бурана там, снаружи? До Мьюлшоу-Крика сто девяносто миль. При такой погоде приказ совершить подобную скачку превращается в смертный приговор. Справлялись ли вы о температуре за последний час?
— Тридцать ниже нуля, когда я входил. Но пусть будет даже девяносто — кому-то ведь нужно совершить эту скачку. Если вы не отдадите приказ, нам придётся вызывать добровольцев. Внутри форта, полковник, немало мужчин, чьи дети и жёны сидят в этом погребе. Доброволец отыщется.
Фентон помолчал с минуту, затем объявил устало:
— Хорошо. Созвать совещание сержантов через десять минут. В кухнях. Встретимся там.
Когда старший по чину вышел, капитан Тендрейк обернулся к своему товарищу.
— Добровольца не отыщется, Джим. В этом форте все люди напуганы до смерти и снизу доверху проморожены. И я в том числе.
— Пошли. — Приказ Хауэлла был краток. — Приведём сержантов к старику. Ты возьми восточную стену, а я западную.
— Есть, — отрезал Тендрейк. — Увидимся внутри.
Вскоре полковник Фентон и оба капитана в нетерпении сидели в кухне казарм. Инструкции сержантам были отданы, и Даффи послали к ним, чтобы он вернулся с ответом. Минуты затягивались — десять, пятнадцать, потом двадцать, а Даффи всё ещё не было. Через полчаса он ввалился, заиндевевший от мороза, и корка снега покрывала всю его фигуру.
— Во имя всех святых, ей-богу, этот термометр на северных воротах стоит на сорока ниже нуля! Мать-богородица, что за славная ночка выдалась для резни…
— Во имя всех святых, тебя ведь посылали не за тем, чтоб ты сообщал прогноз погоды, — передразнил его капитан Хауэлл.
Даффи нерешительно затоптался, опустив голову, держа меховую шапку в руках.
— Честное слово, парней трудно винить. Это дьявольски трудно…
— Значит, волонтёров нет, сержант?
— Так точно, сэр. В форте нет ни одного призывника, который совершил бы вам эту скачку. Мы опросили каждого дважды.
— Что же, — смех капитана был коротким. — Значит, остаёмся мы.