Красный гаолян
Шрифт:
Дядя Лохань стоял перед квадратным столом весь мокрый от пота.
Трупы отца и сына Шаней лежали на двух дверных створках под ивой неподалёку от той вороной лошадки. Тела уже издавали зловоние, а с краёв створок стекала жёлтая жижа. Стая ворон прыгала по иве туда-сюда, от чего крона дерева напоминала котёл, в котором бурлит суп.
Только теперь дядя Лохань чётко рассмотрел бабушкино круглое полное личико. У неё были миндалевидные глаза, заострённые кончики бровей, шея белая и длинная, густые волосы собраны под сеткой на затылке в тяжёлый узел. Ослик остановился перед столом, бабушка осталась сидеть верхом, горделиво выпрямив спину и выпятив грудь. Дядя Лохань заметил, что взгляд больших чёрных глаз сурового начальника уезда Цао скользит от бабушкиного лица по её груди.
65
Так называется отвлекающий маневр с целью выманить врага из его укреплённой базы.
Дядя Лохань бросил взгляд на бабушку, сидевшую на ослике, и усомнился в своих догадках. Убийца, как ни пытайся он скрыть своё истинное лицо, всё равно преступное обличив не спрячет, но девушка на ослике… Бабушка сидела верхом, словно красивая восковая кукла, вызывающе свесив свои крошечные ножки, а на лице её застыло торжественно-печальное выражение — как говорится, непохоже на бодхисаттву, но превосходит бодхисаттву. Дедушка, который трясся рядом с осликом, подчёркивал бабушкину красоту: мельтешение на фоне спокойствия, старость рядом с молодостью, темнота против яркости.
Начальник уезда Цао велел:
— Женщина, слезай с осла и отвечай на вопросы.
Бабушка продолжала сидеть, не двигаясь, тогда деревенский староста подскочил к ней и громко заорал:
— Ну-ка слезай! Господин начальник уезда велел тебе слезть!
Цао Мэнцзю махнул рукой, чтобы тот утихомирился, потом встал и ласково произнёс:
— Слезай, слезай, я хочу тебя кое о чём расспросить.
Прадедушка стащил бабушку с ослика.
— Как тебя зовут?
Бабушка стояла как столб, прикрыв глаза, и молчала.
Прадедушка, трясясь всем телом, ответил за неё:
— Господин, фамилия моей дочки Дай, имя Фэнлянь, молочное имя Девяточка, потому что родилась в девятый день шестого лунного месяца.
— Умолкни! — прикрикнул начальник уезда Цао.
— Кто тебя просил рот открывать? — напустился на прадедушку староста.
Цао Мэнцзю чертыхнулся и с силой ударил рукой по столу. Староста и прадедушка перепугались так, что оба, казалось, уменьшились в росте. Лицо начальника уезда приобрело суровое выражение, он ткнул пальцем в трупы отца и сына Шаней, лежавшие под ивой, и спросил:
— Женщина, тебе знакомы эти двое?
Бабушка скосила глаза и с ледяным выражением лица молча покачала головой.
— Это твой муж и свёкор! Их убили! — свирепо крикнул Цао Мэнцзю.
Бабушка несколько раз качнулась и рухнула на землю. Люди кинулись к ней, распихивая друг друга, чтобы помочь подняться, кто-то в спешке задел серебряную шпильку, и чёрные волосы дождём пролились вниз. Бабушкино лицо стало золотисто-жёлтым, она то всхлипывала, то смеялась, а из нижней губы потекла струйка крови.
Начальник уезда Цао хлопнул по столу и сказал:
— Слушайте все, я вынес решение: эта женщина по фамилии Дай слаба, словно ветка ивы на ветру, она сдержанна, держится с достоинством, без высокомерия и заискивания, но, когда услышала, что супруг убит, страшная боль пронзила её сердце, она закусила губу до крови, и её чёрные волосы рассыпались по плечам — тем самым она выражает почтение перед покойным свёкром. Как такая добродетельная женщина могла завести себе любовника и подговорить его убить мужа? Пять Обезьян, судя по твоей бледности, ты заядлый курильщик опиума и увлекаешься азартными играми. Ты деревенский староста, а сам первым нарушаешь закон, за такое нет помилования, говоришь всякие непристойности, клевещешь на невиновных, преступление на преступлении. Я досконально рассмотрел дело и принял решение: никто из злодеев не уйдёт от наказания. Убийство Шань Тинсю и его сына наверняка твоих рук дело. Ты позарился на богатство Шаней и возжелал красавицу Дай, поэтому придумал хитрый план и решил обдурить меня. Всё равно что размахивать топором перед воротами Лу Баня, играть с ножом перед носом Гуань Юя, цитировать перед домом Конфуция «Троесловие» или читать на ухо Ли Шичжэню [66] «Рифмованные строки о действии лекарств»! Взять его под стражу!
66
Лу Бань — бог-покровитель плотников и строителей; Гуань Юй — военачальник царства Шу эпохи Троецарствия и один из главных героев средневекового романа «Троецарствие», мастерски владел ножом; «Троесловие» — своеобразная детская энциклопедия, изданная в форме классического канона, в книге каждая строка состоит из трёх иероглифов, а её содержание касается традиции, истории, астрономии и т. д.; Ли Шичжэню — врач, живший при династии Мин, автор «Компендиума лекарственных веществ».
Подоспели несколько солдат и связали старосте руки за спиной. Староста неистово кричал:
— Господин Неподкупный! Я невиновен, я невиновен…
— Дайте ему по губам подошвой!
Сяо Янь вытащил из-за пояса изготовленный на заказ большой шлёпанец и трижды ударил старосту по губам.
— Это ты убил их?
— Я не убивал, я не убивал…
— Если не ты, тогда кто?
— Это… ой, я не знаю, не знаю…
— Только что так убедительно говорил, а сейчас уже твердишь, что не знаешь?! Дать ему подошвой по губам!
Сяо Янь дал старосте с десяток раз по губам, от ударов губы у старосты растрескались, пошла кровь, Пять Обезьян, булькая, забормотал:
— Я скажу… скажу…
— Ну и кто же убил?
— Это… это… это… разбойник! Пестрошей?
— А ты приказал?
— Нет же… господин, родненький, не бейте меня!
— Слушайте все! — заявил Цао Мэнцзю. — Заняв свой пост, я отдал все силы трём важным делам: запрету опиума, запрету азартных игр и искоренению разбойников. Борьба с курением опиума и азартными играми уже дала немалые плоды, вот только в борьбе с разбойниками похвастаться особо нечем. Разбойники бесчинствуют в дунбэйском Гаоми. Призываю честных людей объединить усилия с органами власти, доносить, изобличать виновных, чтобы здесь воцарился мир! Женщина по фамилии Дай сочеталась законным браком с Шанем, а потому наследует всё имущество семьи Шаней, а ежели кто будет обижать слабую женщину и замыслит какую-то подлость, то мы будем обращаться с ним, как с разбойником!
Бабушка сделала три шага вперёд, упала на колени перед Цао Мэнцзю, подняла на него напудренное личико и заголосила:
— Отец родной!
— Я тебе не отец, — ответил начальник уезда. — Вон твой отец ослика ведёт.
Бабушка на коленях подползла и обняла начальника за ноги, не переставая твердить:
— Отец, отец родной… Как стал начальником уезда, так и родную дочь не признаёшь? Десять лет назад ты бежал из родных голодающих мест с дочерью, побирался, потом дочку продал и не признал, а я-то тебя признала…
— Эй, ты что такое несёшь? Сплошная выдумка!
— Отец! Как здоровье матушки? Братику моему уже тринадцать? Он уже читать умеет и иероглифы знает? Ты меня продал за два доу [67] красного гаоляна, а я не хотела отпускать твою руку. Ты тогда сказал: «Девяточка, когда у меня всё образуется, я вернусь за тобой». А теперь стал начальником уезда и не признаёшь родную дочь…
— Женщина, ты сума сошла! Обозналась!
— Нет, не обозналась! Не обозналась! Отец, родной отец! — Бабушка раскачивалась из стороны в сторону, обняв Цао Мэнцзю за ноги, лицо её было залито прозрачными слезами, белоснежные зубы ярко блестели.
67
Мера сыпучих и жидких тел, чуть больше десяти литров.