«Красный граф» и операция «Колдун». Шпионский роман

Кондратьев Анатолий

Весь Монмартр кишел русскими. Вся эта публика группировалась около ресторанов и ночных дансингов. Одни служили гарсонами, другие метрдотелями, третьи на кухне мыли посуду и т. д., потом шли танцоры – «дансэр де ля мэзон», или «жиголо» по-французски, молодые люди, красивые, элегантно одетые, для танцев и развлечения старых американок, потом артисты, певцы, музыканты, балетные танцоры, исполнители лезгинки, молодые красавцы грузины в черкесках, затянутые в рюмочку, потом цыгане, цыганки, цветочницы, зазывалы, швейцары, шофёры».

–

Я вспоминаю те времена, – рассказывал старый генерал своей внучке в люксовом номере ведомственной гостиницы КГБ, – идёшь по улице в Ницце, все приподнимают шляпы, кругом только и слышно: «сударь», «извольте», «покорнейше благодарю». Очень хорошо, достоверно и полно жизнь «белой» эмиграции отражена в романах Михаила Булгакова «Белая гвардия», «Чёрное море» и «Бег». Кстати, Орли, помнишь, лет пять назад мы смотрели с тобой художественный фильм «Бег» по мотивам его произведений? Ну, …в кинотеатре «Аврора»? Вспоминай, … Ты помнишь генерала Романа Хлудова в исполнении Владислава Дворжецкого? Между прочим, у него был реальный прототип – это генерал-лейтенант белой армии Яков Александрович Слащёв, или, как его называли Слащёв-Крымский, отличавшийся неимоверной жестокостью на Южной Украине и в Крыму. Амнистированный, в ноябре 1921 он вернулся в Россию и служил в Красной Армии, будучи преподавателем курсов «Выстрел». Слащёв подписал обращение к офицерам врангелевской армии, призывая их «разоружиться» и вернуться в Россию. Он был застрелен на своей квартире в 1929 году, …тёмная история, вероятно, кто-то отомстил ему.

А яркая роль генерала Черноты в исполнении Михаила Ульянова, а? Помнишь, его диалог с Парамоном Корзухиным «…нет, так вот в кальсонах по Парижу», а-ха-ха-ха! Как тебе? И у него был прототип – это генерал Сергей Улагай, герой русско-японской и Первой мировой войн, … похоронен на русское кладбище в Сент-Женевьев де Буа.

Нужда, Орли, пожалуй, это самое верное определение, характеризующее моё и их положение в те времена. Вот, послушай, очень трогательные строки стихотворения неизвестного автора. Они характеризуют атмосферу взаимоотношений русских эмигрантов в те далёкие годы:

«Куда прикажете, мадмуазель?

Конечно, знаю, восемь лет в Париже

Прошу простить, я не могу быстрей…

И тут жандарм не подпускает ближе

Вы мне как кость бросаете слова

И Вам французский не родной, ручаюсь

Сквозь дым вуали серые глаза

Блестят во тьме, сдержать слезу пытаясь

В чём Ваша грусть? Поведайте, прошу

Нам полчаса до синема на Сартр

А Вы опять – я вовсе не грущу

Сквозь сизый дым с цветочным ароматом

Уже ли был я с Вами неучтив?

Почто Вам лгать безвестному таксисту?

Лишь голову слегка к плечу склонив

Вы улыбнулись кратко и лучисто

– Уже ль месье читает по глазам?

Поверьте, ложь месье почуять может

Так в чём печаль, мадмуазель?

– Мадам! И пусть она Вас больше не тревожит!

Мон дьё, мадам, знакомые слова

Мы, может, зря язык себе ломаем?

Меня здесь называют Николя

А при крещеньи звали Николаем…

Как Вас зовут? Да полноте молчать…

У нас одна душа, и грусть похожа…

А Вы, с тоской «к чему Вам это знать…»

И тихий плач… и холодок по коже

По тормозам… оставить чёртов руль…

Платок со вздохом протянуть – Возьмите

– Простите, Николай… меня там ждут

– Не ждут Вас там… прощаю, и не лгите

Толпятся дамы возле Синема

Ваш силуэт угадываю тонкий

В чём ваша грусть? Что осень холодна?

Какая там мадам… совсем девчонка!

Быть может, Ваша кончилась любовь?

Иль вспомнили Москву, подружек… маму?

Я вышел… вой клаксона… Чёрт с тобой!

И сделал вид, что увлечён программой

– Простите… Вы не сходите…со мной?

– Бьян сюр, мадам! Премного благодарен!

– По-русски, Коля… Вы сегодня – мой

– Навеки Ваш, коль так угодно даме!

Рассвет… улыбка на твоих губах

И волосы каскадом разметались

А может, я прошёл весь этот Ад,

Чтоб мы вчера с тобою повстречались?»

(«Парижский таксист» mikhael-mark.livejournal.com)

… старый генерал на время замолчал, задумался. Но, потом вновь оживился и мысленно вернулся в тот жаркий июльский день 1924 года.

?????????

Сейчас голова усталого человека склонилась на грудь. Глаза были закрыты. Ранний подъём в шесть часов утра и работа до полудня, сделали своё дело. Сон его был глубок, но чуток. Сказывалась давняя, выработанная годами, привычка военного. Поэтому громкий окрик:

– Шофёр! (фр. Chauffeur) –

Моментально выдернул Артемьева из полусна. Он встрепенулся, вскочил. Среднего роста плотный мужчина с густой щёткой аккуратных усов, одетый в светлый, кремовый костюм, нетерпеливо оглядывал посетителей летнего кафе, выискивая взглядом водителя «Рено».

– здесь шофёр, месье! Сию минуту.

Сергей сел на водительское место и полуобернувшись к пассажиру осведомился на русском языке:

– куда прикажете, Ваше Превосходительство?

Пассажир, собравшийся было уже отдать распоряжение, куда ехать, в изумлении застыл.

– так, куда поедем, Ваше Сиятельство, Алексей Алексеевич? –

Артемьев полностью обернулся к графу Игнатьеву, а это был именно он, некогда военный атташе, или, как тогда называли военный агент России во Франции, граф Алексей Алексеевич Игнатьев!

– не узнали, Ваше Превосходительство? – на графа смотрели лукаво-весёлые глаза молодого мужчины.

– постойте-постойте, … Вы … – граф вытянул руку по направлению к водителю, – не может быть! …Ведь Вы – Артемьев, да? Штабс-капитан Сергей Николаевич Артемьев? Это Вы?