Красный Корсар (ил. И.Кускова)
Шрифт:
Родерик молча взглянул на нее. Взгляд его выражал недоумение: зачем она притворяется, что ничего не видит и не знает.
– Как ты думаешь, Родерик, позволит ли нам капитан высадиться в первом встречном порту?
– Мы миновали уже много портов после вашей высадки на наш корабль.
– Да, может быть, но таких портов, которых необходимо избегать. Но если мы подойдем к такому, куда он может спокойно пристать?
– Немного здесь таких мест.
– Ну а в случае, если мы подойдем к такому месту? У нас достаточно золота, чтобы заплатить ему за все хлопоты.
– Деньги не имеют для него значения, при
– Ну, в таком случае ты должен быть вполне доволен: небольшие неприятности хорошо вознаграждаются.
– Нет, я предпочел бы его доброе отношение целому кораблю золота! – воскликнул с жаром Родерик.
Миссис Уиллис с удивлением взглянула на него и заметила не только смущение, но и краску в лице и слезы на глазах; потом ей бросился в глаза его тонкий стан и миниатюрные изящные ноги, которые, по-видимому, с трудом поддерживали его.
– Есть ли у тебя мать? – спросила она.
– Не знаю, – последовал едва слышный ответ.
– Довольно, – сказала госпожа Уиллис, – можешь идти, с этих пор нам будет прислуживать Кассандра, а в случае, если ты потребуешься, я ударю в гонг.
Как только Родерик удалился, последовал легкий стук в дверь, и прежде, чем миссис Уиллис успела поделиться своими соображениями с Гертрудой, на пороге каюты показался Корсар.
Глава XXIII
Растроган я. Как все другие люди, Я создан не из камня.
Дамы приняли своего гостя сдержанно, что вполне объясняется предыдущим их разговором. В лице Гертруды отразились беспокойство и тревога, но миссис Уиллис была на вид совершенно спокойна.
Лицо Корсара было сосредоточенным и серьезным. По-видимому, поглощенный какой-то мыслью, он, войдя, даже забыл извиниться за свой неожиданный приход, однако скоро взял себя в руки. Улыбаясь, он низко поклонился и, овладев собой, выразил опасение, что его визит не совсем своевремен. Он говорил мягко и почтительно, будто вошел в каюту не того судна, где был хозяином.
– Я знаю, что теперь не время посещений, но считаю, что не исполнил бы обязанностей радушного и внимательного хозяина, если бы не пришел уведомить вас, что все теперь спокойно и что люди снова кротки, как овцы.
– К счастью, нашелся человек, который сумел тотчас же подавить мятеж. На вас и на ваше великодушие мы только и можем рассчитывать.
– И в этом вы не ошибетесь: вам не угрожают больше возмущения моего экипажа.
– Надеюсь, и никаких других не предвидится?
– Это трудно сказать, наша стихия – беспокойный элемент и никогда не исключает возможности разных неожиданностей. В сегодняшних беспорядках я и сам несколько виноват, я распустил своих людей, но волнение промчалось, как вихрь, и теперь снова все спокойно.
– Я часто видела подобные сцены на королевских судах, но обычно они являлись результатом старой вражды, и вспышки кончались благополучно.
– Однако кто не боится мелей, может в конце концов разбить судно. Обычно, если я разрешаю им забавы, то не спускаю с них глаз, но сегодня…
– Что сегодня?
– Нептун и его грубые шутки – для вас не в новинку, сударыня?
– Я встречала его прежде.
– Я понял.
– Да, и в других местах.
– В других местах, – он несколько разочаровался. – Он, конечно, бывает на всех морях, на всех судах. Что там думать об этом!
– Что вы сказали? Я не расслышала.
Корсар вздрогнул, поняв, что по рассеянности прошептал лишнее. Оглянувшись и никого не увидев поблизости, он возобновил разговор:
– Я забыл, что ваш пол так же робок, как и прекрасен, – он улыбнулся так мягко и приветливо, что гувернантка тревожно взглянула на свою воспитанницу. – Я должен был раньше успокоить вас.
– Но вы не опоздали.
– А как себя чувствует ваша юная спутница? – обращаясь к миссис Уиллис, но глядя на Гертруду, поинтересовался он. – Ее сон, надеюсь, не потревожит то, что произошло.
– Невинность не видит плохих снов.
– Удивительно: ничто не нарушает покой невинности! Грешникам вот не спастись от угрызений совести. Но в нашем мире доверять нельзя даже себе.
Он молчал так долго, что миссис Уиллис решила как-то исправить неловкость.
– А мистер Уайлдер, так же как и вы, склонен к милосердию? С его стороны это было бы великодушием, так как злоба бунтовщиков была направлена главным образом против него.
– И все-таки, как вы видели, у него были и друзья. Вы заметили двух людей, которые отважно кинулись на его защиту?
– Да, это тем удивительнее, что он за такое короткое время сумел расположить к себе этих грубых людей.
– Ну, двадцать с лишком лет не очень-то короткое время.
– Как двадцать с лишком?
– Мне приходилось случайно слышать их разговоры, очевидно, между ними есть какая-то особая связь, и, вероятно, эти люди не в первый раз оказывают ему подобную услугу.
Миссис Уиллис огорчилась. Она уже решила, что Уайлдер – агент Корсара, но успокаивала себя тем, что как-то такую связь с пиратами можно объяснить. Хоть он на равных служил среди обитателей этого преступного судна, его благородство было очевидно: ведь он не мог допустить, чтобы она и ее воспитанница стали жертвами его сослуживцев. Теперь она поняла, что означали его непонятные предостережения. Постепенно все становилось понятнее. В Корсаре она узнала человека, который окликал бристольского купца с борта невольничьего судна; ей невольно вспоминались какие-то смутные встречи с ним в далеком прошлом. Она поняла, почему Уайлдер не мог раскрыть перед ними всю правду, боясь потерять не только жизнь, но и их уважение. Наконец, ей стало понятно то, что давно понял читатель, хотя сомнения мучили ее по-прежнему. Она спокойно думала обо всем этом, и гость не собирался прерывать ее мысли.
– Странно, что люди необразованные, – произнесла наконец миссис Уиллис, – способны на такую же преданность, как и образованные, утонченные натуры.
– Да, странный молодой человек, я бы отдал сейчас тысячу неподдельных королевских гиней, чтобы узнать историю его жизни.
– Так вы его мало знаете? – внезапно спросила Гертруда.
Корсар рассеянно взглянул на нее, но постепенно глаза его оживились, и от его взгляда гувернантка задрожала всем телом.
– Кому доступно человеческое сердце? Все мы не знакомы друг с другом, за исключением тех редких преданных существ, которых мы знаем и понимаем, кажется, до их самых сокровенных мыслей.