Красный опричник
Шрифт:
Сталин прищурился.
— А вы уверены, товарищ Берия, что наш незнакомец показывал вам чертежи реального бомбардировщика?
— Там была даже видеохроника! — буркнул Лаврентий Павлович.
В тридцатые годы слово «видеохроника» еще имело некий авторитет последнего довода. Это спустя шестьдесят лет на компьютерах будут топить «Титаник» и изображать «терминатора» в натуральную величину. Тогда практически единственным приемом кинематографистов был «монтаж», а каким монтажом можно заставить полететь стратегический бомбардировщик? Это ведь не
Просим извинить читателя за краткое погружение в историю кинематографа. За это время в кабинете Вождя Народов не случилось ничего, заслуживающего внимания. Сталин еще раз прокрутил в памяти свои сны, а Берия послушно искал противоречия в рассказах Волкова.
— Ты редко ошибаешься в людях, Лаврентий! — наконец произнес Иосиф Виссарионович, — я тоже редко. Но здесь особый случай. Имеем ли мы с тобой право безоговорочно довериться этому человеку и тем самым поставить под угрозу развитие нашей страны?
— Можно сделать по другому! — быстро предложил Берия, — в течение, скажем, полугода мы не предпринимаем никаких кардинальных изменений. Волков работает моим заместителем и готовит почву для перехода на новые приоритеты… а если за полгода сбывается все, что он предрекал, то…
— Отличный план, Лаврентий! — одобрил Сталин, — превосходный! За одним исключением. Если то, что говорит этот Андрей Константинович, правда, то полгода — неоправданно большой срок. Я бы рекомендовал три месяца. Что он там напророчил на начало года?
— Да он как бы ничего и не упоминал о начале года, — задумался Берия, — а если и говорил, то совсем немного. В феврале должно уйти в отставку правительство Стоядиновича… буквально через пять дней англичане должны прибыть в Германию на переговоры относительно сотрудничества промышленников…
— Они так это называют! — фыркнул Сталин, — а мы это называем совсем по-другому! Дальше, Лаврентий!
Берия послушно покопался в памяти.
— Пятнадцатого марта войска немцев войдут в Прагу. Поэтому, закончившиеся в тот же день переговоры о необходимости развитии торговли между Германией и Британией англичане не обнародуют. В середине апреля Чемберлен в ответ на наше предложение о трехстороннем договоре (СССР, Англия, Франция) ответит: «Я скорее уйду в отставку, чем подпишу договор с Советами!»
— И не удивительно! — недовольно кашлянул Иосиф Виссарионович, — эта английская сволочь со своей политикой непротивления Германии поставила всю Европу в очень неудобное положение. Он что, не чувствует, чем это все пахнет?
Берия мягко произнес:
— Волков утверждает, что в мае сорокового года ему придется подать в отставку. Его заменит некто Уинстон Черчилль…
— Потомок герцогов Мальборо? Тот, что постоянно критикует Чемберлена?
Лаврентий Павлович кивнул.
— Волков предрекает ему стать «спасителем короны». Товарищ Сталин, так что, продолжать? В июне…
— Довольно! — произнес вождь, — судя по всему, у нас в июне будут другие заботы. Ты, Лаврентий, сказал о том, что пятнадцатого марта немцы должны войти в Прагу. Думаю, этого будет достаточно, чтобы поверить нашему незнакомцу. В течение же оставшихся двух месяцев необходимо сделать все для того, чтобы переход нашей промышленности на военные рельсы возможно было совершить даже без малейших задержек.
Берия хмыкнул:
— Честно говоря, мне кажется, что Запад и так не вполне понимает, по какому пути мы развиваемся. Даладье что-то там говорил…
— Пусть говорит. Если Волков прав, то у нас есть чуть больше двух лет. А мы, товарищ Берия, надеялись как минимум — на пять. Еще лучше — десять. Попросите, пусть он войдет.
Когда Андрей Константинович вновь занял свое недавнее место в кабинете главы государства, Сталин с трудом заставил себя присесть.
— В такой обстановке мы не имеем права пренебрегать столь убедительными доказательствами. Но и верить в ваши пророчества, товарищ Волков, нам не хочется. Страна не хочет войны — это лишь недобитые троцкисты мечтают о «мировом пожаре». Мы же с товарищем Берия придерживаемся мнения, что любой пожар — это беда. Так, Лаврентий?
— Абсолютно верно! — кивнул нарком.
— Поэтому поработайте пока на должности одного из заместителей наркома внутренних дел. Составьте тщательный анализ мировой обстановки и проработайте план: как нам отодвинуть сроки войны. За два года стране к войне не подготовиться — это факт. Не нужно думать, что мы дураки и не видим, что творится в Европе.
Сталин замолчал. Волков с неудовольствием сказал:
— Я не говорил, что тут сидят дураки.
Иосиф Виссарионович примирительно произнес:
— Возможно, я неправильно выразился. Но судить вам все равно проще. А мы не знаем прикупа. Вот так, товарищ Волков!
В следующую ночь товарищу Сталину вновь приснился загадочный сон. Господь Бог укоризненно качал головой.
— Не можешь ты, Сосо без своих чекистских штучек! Тот Иосиф был сговорчивее.
— Тот Иосиф был дурак! — буркнул непочтительный Сталин.
— Ну-ну! — хмыкнул Бог, — а ты, значит, умный? Самая работящая лошадь в конюшне! Ладно. Признаю: тот Иосиф и впрямь… был немного кретином.
— Вот-вот! А у меня страна!
— И народ!
— И народ. Который не знает сам, чего хочет.
— Зато это прекрасно знаешь ты!
— Что именно?
— Что нужно народу!
— Конечно, знаю! Ты мне, Господи, лучше скажи: война точно будет?
Бог пожал плечами.
— Если бы к вам не попал мой… Волков, то война была бы точно. А теперь все зависит от степени вашего доверия.
Сталин во сне топнул ногой.
— Да ты хотя бы представляешь, каково это — перевести экономику в режим интенсивной подготовки к войне?