Красный опричник
Шрифт:
Ужин протек плавно и без лишней суеты, точно молодой Зееман только и занимался всю жизнь тем, что водил девушек по ресторанам. Тем временем интрига против него расплелась, не успев толком сплестись. Хайнцу Гудериану очень понравился проект наставления по огневой подготовке, в который органично вписались тезисы из произведений его любимых авторов и цитаты его собственных трудов. И тут его адъютант подполковник Рибель доложил ему, что из имперского управления безопасности интересовались личным делом Альбрехта. Генерал Гудериан нахмурился, пораскинул мозгами и двинул прямо к Рейнхарду Гейдриху — шефу политической полиции. Гейдрих был моложе на шестнадцать лет и в свое время кое-чему учился у своего старшего товарища,
— Кто составлял? — спросил он у своего секретаря.
— Майор фон Лееб, — ответил тот.
— А пригласите ко мне майора этого фон Лееба, — распорядился шеф РСХА.
Майор юлил, как пойманный на «горяченьком» советский прапорщик со складов НЗ. Бормотал бессвязно о сигналах из штаба бронетанковых войск, косился пугливо на рыжего Гудериана, тянул коня за хвост. В конечном итоге выложил всю историю, как на исповеди.
— Еще одно использование нашей конторы в личных целях, и перейдете в танкисты! — тепло пообещал немецкому дворянину группенфюрер Гейдрих. Неудавшийся химик и неплохой скрипач. Жгучий блондин, окончивший военно-морской училище.
— Спасибо, Рейнхард! — поблагодарил на прощание Гудериан.
— Всегда рад помочь, — мило улыбнулся блондин.
Таким образом настырный капитан был отстрелен, словно отработавшая ступень ракетоносителя. Друг майор из «органов» посоветовал ему выбрать себе «сиськи по рукам», а тутовые деревья оставить жукам-шелкопрядам. Гудериан ничего не сказал Альбрехту, и молодой лейтенант к концу весны сдал экзамены по истории и перспективам танкостроения лично ему, генералу бронетанковых войск. А после того, как танковый взвод Зеемана оказался самым лучшим в полку, Альбрехт получил знак отличия — первый шаг к росту в звании. Итак, к двадцати одному году наш молодой человек имел неплохие шансы в карьере и красавицу Магдален в перспективе создания семьи.
Тем временем, в конце апреля Гитлер расторг мирное соглашения с Англией и пакт о ненападении с Польшей. Поскольку в середине марта немецкие войска тихой сапой заняли Чехословакию, то заявления Гитлера были восприняты остальным миром весьма настороженно. К началу лета Гудериану было приказано готовить бронетанковые войска к грандиозным маневрам, а Альбрехт Зееман вместе с майором Роттигером отправились осматривать пополнение в виде чешских танков и прочей бронетехники: тягачей, бронетранспортеров и самоходных установок. В конце марта парк чешских «панцер» осматривал сам Гудериан и остался весьма доволен его состоянием. В приватной беседе со своим штабом он даже выразил недоумение: как можно было чехам банально «сдать» свою страну, имея в качестве защитных сооружений линию «Ханички» и такую технику!
Тем не менее, чешские танки оказались не хуже немецких. Альбрехт провел в Градец-Кралове почти месяц, привык к чешскому пиву и даже однажды воспользовался услугами чешской красотки. Намереваясь в будущем заполучить в качестве супруги прекрасную Магдален, он боялся осрамиться. Сделавшийся ему почти приятелем Роттигер отнесся к проблемам молодого парня с пониманием, и перед отъездом домой свозил его в Прагу. Там он заставил Альбрехта перепробовать нескольких проституток, чтобы интерес к этому «делу» был разносторонен, и чтобы он не грешил некоторой однобокостью. Лейтенант Зееман был молод, проститутки — мастерицы своего дела, так что процесс ему понравился. И с некоторым удивлением он заметил, что образ Магды несколько померк в его сознании. Поэтому на военном совете с собственной совестью парень решил связываться со жрицами любви лишь в крайнем случае — когда восстанет в протесте плоть.
Выслушав сомнения Альбрехта, Курт Роттигер фыркнул:
— Плоть глупа! Но решение похвальное.
Тем временем наступало лето. Управление бронетанковых войск покинуло Берлин и вместе с личным составом училось нелегкому солдатскому ремеслу. Гудериан требовал, чтобы на все машины были установлены рации, иначе он ни за что не отвечает. Старина Хайнц бесился от разговоров с пехотным генералитетом, чьим главным девизом была пословица «спешка нужна только при ловле блох». Начальник бронетанковых войск ругался, используя немногочисленные экспрессивные выражения немецкого языка, несколько раз срывался в Берлин и изливал душу самому фюреру. Гитлер добродушно похлопывал Гудериана по плечу и обещал разобраться как следует. На прощанье он советовал бензина не жалеть и воспитывать экипажи «панцер» в полном соответствии с идеей превосходства арийской расы.
— У меня должны быть лучшие танкисты в мире, Хайнц!
— Они уже лучшие, мой фюрер! — отвечал Гудериан, — но этого мало!
— Мало? — изумлялся Гитлер, — чего же вы хотите?
— Большей скорости, лучшей маневренности «панцер», повышенной живучести на поле боя, что предполагает собой броню классом выше имеющейся! На «панцер» будущего я вижу орудия более крупного калибра, установленные двигатели в тысячу лошадиных сил и приборы ночного ориентирования. Хотелось бы еще, чтобы на наших «панцер» были небольшие зенитные установки, позволяющие в случае налета авиации успешно отстреливаться от самолетов противника и…
— Идите, Хайнц! — отвечал прочувственно фюрер, — работайте!
После этого он вызвал к себе командующего сухопутными силами генерал-полковника фон Браухича.
— Что у вас с Гудерианом? — напрямую спросил он.
Генерал-полковник поджал губы. Он терпеть не мог этого молодого (Гудериан был на семь лет моложе) выскочку. Гудериан был молод, инициативен, его любили солдаты и считали в доску своим. Тем временем Гитлер продолжал развивать свою мысль:
— Хайнц Гудериан болеет за техническое переоснащение армии. Он хочет, чтобы у немцев была самая передовая техника, позволяющая решать самые разнообразные задачи. Например, вы слышали о возможностях наших «панцер» сбивать вражеские самолеты?
Фон Браухич только фыркнул, точно лошадь, которой в ведре с водой попалась лягушка.
— Мой фюрер, если Гудериану дать волю, так он вскоре из танков начнет британские линкоры обстреливать. И французские подводные лодки.
Теперь поджал губы Гитлер. Он был романтиком и не привечал вот таких старых пердунов. Старых не по возрасту, а по взглядам на современное ведение войны.
— Все же, я вас прошу не препятствовать генералу Гудериану. И хорошо, что вы мне напомнили о наших кригсмарине. Мне нужно срочно поговорить с гросс-адмиралом Деницем!
Генерал-полковник понял, что разговор окончен, произвел контрольную отмашку по системе «Хайль, Гитлер» и ускакал прочь. Когда тебе под шестьдесят, руке не очень хочется взмывать в приветствии отставного ефрейтора. Особенно, если сам закончил Мировую войну в звании майора. Руке не хочется приветствовать, а голова отказывается верить, что этот безумец толкает его страну в пучину войны. И потомственному офицеру остается только сказать:
— Яволь! Ихь бин зольдат.
Альбрехт тоже был «зольдат». Вокруг были все «зольдатен». Солдаты учились воевать, но добросовестно учивший их Гудериан все время надеялся, что у фюрера хватит здравого смысла на то, чтобы вовремя остановиться. Возвращение исконно немецких территорий — это просто здорово, но Хайнц слишком хорошо знал историю, чтобы понимать: даже самая сильная империя имеет предел своих возможностей. И не раз государство, откусившее сверх меры, давилось и погружалось в бездну забвения. Такими были римляне, монголы, османы; даже империя Карла Великого оставалось таковой только до его смерти. История судит всех по-разному, но так одинаково. Так стоит ли умирать за то, чтобы тебя не помнили уже через какие-то сто лет?