Красный опричник
Шрифт:
В Грузии лоза и вино тесно связано с историей, культурой, жизненным укладом и традициями нашего народа. Грузинское вино — это символ гостеприимства, дружбы, взаимопомощи, долголетия и не случайно, что многочисленные враги, нападавшие на Грузию, с особой жестокостью уничтожали лозу, стремясь подорвать как экономику страны, так и духовные силы народа. Вы понимаете меня, Андрей Константинович?
— Вполне, — ответил Волков, — приблизительно так же арабы про гашиш говорят.
— Сухое красное вино «Саперави» производится с 1886 года! — активно
— Ну… вино сохраняет букет, присущий лозе.
— В принципе, правильно. Слушайте, по-моему, я сегодня переборщил с вином… который там час?
— Седьмой.
— А-а! Пропади все пропадом! Приглашаю вас, друг мой, к себе на дачу. Тем более, что сегодня суббота. Попаримся в баньке… а там и шашлыки поспеют… вы у себя шашлык ели?
Волков улыбнулся собственным воспоминаниям.
— Едали. Но исключительно свиной.
Берия протер вспотевшее пенсне и заявил:
— Это просто возмутительно. Я просто обязан восполнить пробел в вашем гур… гурманитарном образовании.
Глава 8
В середине февраля лейтенанта Зеемана вызвал к себе командир батальона. В кабинете Шиллера находился не только он, но и также незнакомый капитан с эмблемами танковых войск. Притом, что о танковых войсках Альбрехт узнал не так давно — пока у Германии их было всего три дивизии.
— Капитан Роттигер! — представился незнакомец, а Шиллер произнес:
— Приходится нам расставаться, Альбрехт. Капитан, я отдаю вам своего самого старательного командира роты.
На лице у Зеемана было написано такое изумление, что незнакомый капитан рассмеялся.
— Согласно постановлению фюрера относительно формирования нового управления подвижных войск, нам предоставлен карт-бланш в наборе офицеров. Начальник нового управления — генерал Хайнц Гудериан. Слышали такую фамилию?
Альбрехт такую фамилию слышал. В пехотной среде имя беспокойного командира танкового корпуса стало нарицательным, вроде солдата с геморроем, который не может толком присесть и облегчиться. Толковали, что Гудериан ни в грош не ставит военную науку, а изобретает нечто свое. Авторитет прославленных военачальников для него — ничто, будущее армии он видит в мощных ударных «кулаках», а не в противостоянии огромных армий. Интересный такой господин…
Много лейтенант на себя брать не хотел, поэтому ответил просто:
— Так точно. Слышал.
Не обращая внимания на кислую физиономию Альбрехта, Роттигер объявил ему, что забирает лейтенанта Зеемана с собой — в новое управление на Бендлерштрассе. Что, естественно, находится в Берлине. Служба предстоит трудная, но интересная. Потому, как для Бронетанковых войск еще нет даже Боевого Устава. И его предстоит разработать. Альбрехт подавил невольную антипатию к штабисту и вежливо, но довольно едко поинтересовался, каким образом зеленый пехотный офицер может помочь в составлении Устава Бронетанковых войск, если сами эти войска он до сих пор видел лишь издали.
— Отдаю должное вашей смелости, херр лейтенант! — хмыкнул капитан, — обещаю, что лично вам просиживать сукно в кабинете не придется. А придется с утра до ночи кататься на полигоне, укрощая «панцерваген», а так же взаимодействовать с такими же новоиспеченными командирами танковых взводов. Вот в процессе этого взаимодействия и будет вырабатываться Боевой Устав. Опять же таки, не сразу, а постепенно. Еще вопросы есть?
— Никак нет!
— Тогда даю вам четыре часа на сборы, после чего ожидаю вас в своем «Опеле».
На прощание Шиллер посоветовал своему уже бывшему подчиненному.
— Не лезь на рожон, Альбрехт. Молодость частенько бывает неправа, хотя и берет штурмом города. Хайнц Гудериан толковый офицер, пусть и генерал, и не чета этим — с плоской задницей, что в огромном количестве плодятся в штабах. Учись у него всему, чему можно научиться, перенимай все то, что можно перенять. Удачи тебе!
По пути заехали в Прагу, где Альбрехт никогда не был. Город ему понравился. Скрепя сердце, лейтенант признал, что он почти такой же красивый, как и его родной Дрезден. Если не красивее. Было что-то неуловимо стремительное в этом славянском мегаполисе, что-то бросающее вызов мировой архитектуре. Капитан Роттигер предполагал решить в Праге какие-то вопросы, поэтому они несколько часов колесили по ее узким улочкам. Молодой Зееман с неудовольствием отметил, что жители чешской столицы как бы сторонятся автомобиля с номерными знаками Германии. Чехи наверняка чувствовали, что с ними вскоре произойдет то же, что и с австрийцами.
Из Праги выехали поздно — в четыре часа пополудни, не забыв при этом пообедать в одном из тех трактиров, которые так живописно описывал ныне покойный Ярослав Гашек. Отсюда до Берлина было немногим более трех сотен километров. Но главное было не это, ведь в аккурат посередине располагался родной город Альбрехта.
— Мы можем заночевать в Дрездене, — предложил капитан Роттигер, как будто уловил сокровенные мысли Альбрехта.
— Спасибо, херр Гауптман! — растрогался наш молодой лейтенант.
— Не за что. Благодарите господа, что наступает вечер, и что нам просто ничего не остается делать. Если бы мы въехали в Дрезден рано утром, то я бы мог вам позволить провести у родителей всего лишь несколько часов. Мы нужны в Берлине.
Подобно славным римским императорам, Адольф Гитлер начал свое царствие земное с улучшения дорог, радиально расходившихся от Берлина во все стороны света. И без того неплохие пути сообщения укатывали асфальтом, кое где даже использовали бетон. Поэтому полтораста километров от Праги до Дрездена служебный «Опель» преодолел всего за два часа с четвертью. Родители оказались панически рады неожиданному визиту сына, поэтому приютили даже Роттигера, который намеревался переночевать в гостинице, а утром заехать за Альбрехтом.