Красный ошейник
Шрифт:
– Старина, придите в себя. На сегодня закончим, – подытожил он.
Заслышав громкий спор, подоспел надзиратель. Дюжё просунулся в дверь, мрачно посмотрел на Морлака и вывел офицера из камеры, звякнув ключами в замке.
На улице вновь завыла собака.
Кабинет Лантье дю Гре располагался в самом центре Буржа, в построенном во времена Людовика XIV здании, которое местные называли казематом Конде. Он довольствовался этим в ожидании лучшего назначения. Жена и двое детей оставались в Париже, и он надеялся на перевод, который позволит ему воссоединиться с семьей.
Конечно, пока он не
В половине восьмого утра уже чувствовалось, что будет жарко. Следователь позавтракал, устроившись возле открытого окна. Он размышлял о чертовом парне и его собаке. В самом деле, со вчерашнего дня этот тип не выходил у него из головы.
Накануне пришлось резко прервать допрос. Учитывая свою должность, Лантье не мог позволить, чтобы его оскорбляли. Однако в глубине души он ощущал странную привлекательность этого упрямого парня.
За нескончаемо долгие годы войны Лантье довелось пережить самые различные чувства. Поначалу он был юным идеалистом, представителем своего класса (семья, несмотря на дворянское «де», принадлежала к буржуазии). Эти люди прежде всего опирались на отечество и, следовательно, на все эти великие понятия: честь, семья, традиции. Лантье полагал, что люди со своими ничтожными частными интересами должны этому подчиняться. Но потом, в окопах, оказавшись бок о бок с этими самыми людьми, он не раз становился на их сторону. Порой он спрашивал себя: не заслуживают ли человеческие страдания большего уважения, чем идеалы, во имя которых люди подвергались лишениям.
Когда после Перемирия Лантье был назначен военным следователем, то усмотрел в этом счастливое стечение обстоятельств. В судебных инстанциях, должно быть, почувствовали, что он созрел для выполнения этой нелегкой задачи: оберегать армию, защищать интересы нации, вдобавок сознавая слабость человеческой натуры.
Но этот заключенный был особенным. Морлак как бы раздвоился: с одной стороны, он был героем, защищал нацию и в то же время испытывал к ней отвращение.
Все утро Лантье бродил по городу. Наконец он устроился в бистро напротив монастырской церкви и привел в порядок заметки, сделанные накануне в тюрьме. Он собирался вновь встретиться с Морлаком лишь во второй половине дня. Следовало дать тому время успокоиться и подумать, хоть Лантье и не верил, что это поможет.
В полдень, когда зазвонил колокол, на улицах царило полное затишье. Лантье направился обедать на другой конец города, к крытому рынку, где приметил ресторан. Ставни домов были закрыты, чтобы сохранить в комнатах прохладу. Он слышал, как за железными воротами гремит посуда, а из сада доносятся голоса женщин, накрывающих стол для обеденной трапезы.
В ресторане было пусто, только за дальним столиком сидел старик. Лантье дю Гре поместился на другой край банкетки, ближе к окну. Под высоким потолком красовалась пожелтевшая грязноватая
Меню на протяжении года не менялось, в основном оно состояло из сытных блюд, скорее уместных в дождливую погоду. Лантье заказал кролика по-охотничьи, робко надеясь, что соус окажется не слишком жирным.
Он попросил газету, хозяин принес позавчерашнюю. Лантье проглядел заголовки, посвященные в основном подвигу авиатора Шарля Годфруа, пролетевшего на своем самолете под Триумфальной аркой [4] .
– Вы здесь из-за Морлака, не так ли?
Следователь посмотрел на заговорившего с ним старика. Тот в знак приветствия слегка приподнялся с банкетки.
4
Это событие произошло 7 августа 1919 г.
– Норбер Сеньле, поверенный.
– Очень приятно. Капитан Лантье дю Гре.
Еще до того, как Лантье получил капитанский чин, под его началом служил один поверенный. Пунктуальный, требовательный, тот вечно спорил насчет пунктов армейского устава, лишь бы уклониться от выполнения задания. А вот поди ж ты, в первом же наступлении он, опередив всех, выскочил из траншеи и погиб от осколка разорвавшегося в двух метрах от него зенитного снаряда.
– Верно, меня прислали расследовать дело Морлака. Вы знаете его?
– Увы, капитан, я знаю всех в этом городке и даже в округе. В силу характера моей работы и возраста. Добавлю, что должность поверенного вот уже пять поколений переходит в нашей семье от отца к сыну.
Лантье кивнул, но, так как ему подали дымящегося кролика, принялся за рагу, выбирая кусочки, где было поменьше соуса.
– Когда на Четырнадцатое июля я увидел, как этот Морлак шагает вместе со своей собакой, мне и в голову не пришло…
Поверенный изобразил гримасу, которая легко могла превратиться и в выражение возмущения, и в искреннюю улыбку – в зависимости от реакции собеседника. Но Лантье, атаковавший кролика, никак не отреагировал.
– И что же вы подумали?
Служитель закона прищурился, исподлобья поглядывая на Лантье.
– Я был крайне удивлен. Не ожидал от него такого.
– Что вам известно о Морлаке?
– До войны за ним ничего не замечалось. Я ведь знал эту семью. Отец – крестьянин, очень набожный и работящий. У них с женой было одиннадцать детей, но выжили только двое – этот самый Жак, что нынче в тюрьме, и его сестра Мари, младше на четыре года. Оба с виду довольно хилые. Но внешность обманчива, они-то как раз и выжили.
– Он получил образование?
– Самую малость. В здешних краях это не принято, особенно когда в семье детей раз-два, и обчелся. Кюре заставил его ходить в школу, чтобы он освоил грамоту. А потом ему пришлось помогать отцу в поле.
Лантье покачал головой. По правде говоря, он был поглощен тем, что вынимал изо рта застрявшие в мякоти осколки косточек. Ему не хотелось гадать, как прикончили живность, пошедшую на рагу. Но это не выходило у него из головы.
– А друзья? Политические пристрастия? – спросил он.