Красный Петух
Шрифт:
Средиземное море по-прежнему было таким же сине-зеленым, хотя с тех пор, как он впервые побывал в Бейруте, в этом районе дважды высаживалась американская морская пехота; израильтяне приходили сюда трижды, один раз они дошли чуть ли не до Бейрута, в другой – даже вошли в него. В военном отношении ООП настолько ослабла, что была не в состоянии защищать лагеря беженцев, и последовала многолетняя резня – сначала со стороны христианской милиции, потом израильтян, а затем шиитской милиции. С тех пор, как Карл и его друзья навещали Бейрут, в общей сложности было убито десять тысяч палестинцев. Тогда ООП была одним из сильнейших военных факторов в разрушительной борьбе за Бейрут. Сегодня ООП оказалась слабейшей в военном
Организация, в которой работал Карл, приехав в Бейрут во второй раз, бесспорно и бескомпромиссно поддерживала Израиль. Так почему бы сейчас, когда он старался наладить контакт с ООП, им не рассматривать его как израильского агента?
Ему приходилось все время идти: как только он останавливался, он оказывался в кругу клянчащих детей. Наконец он вернулся в гостиницу и, убедившись, что в комнате никто не побывал, поменял брюки на джинсы, лег на кровать и долго смотрел в потолок, ни о чем не думая, но и не засыпая.
В "Вимпи" шведский врач пришел с опозданием на семнадцать минут. Карл, не привыкший к восточному обычаю не придерживаться оговоренного времени, уже начал подумывать, не уйти ли ему. Но врач, нисколько не смущенный своим опозданием, был задумчив, его тревожило само существо дела.
– Как я узнаю, кто ты на самом деле и не затем ли ты здесь, чтобы устроить что-нибудь эдакое мне и моим товарищам? А может, письмо Понти – подлог, – не поздоровавшись, сказал он Карлу, выдвигая пластиковый стул и садясь.
Карл оценил его прямоту. Он был убежден, что первый шаг – не проблема, проблемы начнутся потом.
Он рассказал об убийстве Фолькессона и о первоначальной рабочей гипотезе отдела безопасности: подозревается какая-то палестинская организация (при этом он ничего не стал говорить о возне вокруг Эрика Понти). Сейчас появился повод для розыска по новому кругу. Если действительно виновата какая-то отколовшаяся палестинская группа, то это не в интересах руководства ООП (может быть, именно так она и хотела отмежеваться). Но почему бы ООП не поучаствовать в поиске убийцы? Во всяком случае, это могло что-то дать. Четверо товарищей – Карл спокойно употребил это слово – из пропалестинского движения в настоящее время задержаны, хотя причин для этого нет. Как только будет обнаружен истинный след, их могут отпустить. Службы безопасности и разведки ООП могли бы, кроме того, помочь и в другом, но об этом Карл не хотел бы сейчас говорить. Он хотел бы вступить в контакт с ООП. Только это и больше ничего. Ну, а если необходимо проверить, действительно ли он сотрудник шведской службы безопасности, то, как он уже говорил, следует позвонить некоему строптивому второму секретарю шведского посольства и тот наверняка сможет подтвердить это.
Врач помолчал. Заказал бутылку бельгийского пива и фисташки, потом начал говорить. Но не о деле, а о шведах, вот уже десяток лет оказывающих медицинскую помощь в Бейруте. Строго говоря, к делу это не относилось, но Карл не перебивал.
В своей работе пропалестинское движение всегда руководствовалось миролюбивыми, законными и демократическими методами. Так поступали те, кто предпочитал участвовать лишь в дебатах и пропаганде, а те, кто хотел чего-нибудь поконкретнее, всегда мог оказывать активную помощь. Потребность в ней ведь беспредельна, несмотря на военное положение. И тут начиналась какая-то чертовщина – ощущение, что СЭПО постоянно за твоей спиной. Сколько раз можно было прочесть в "Экспрессен", что СЭПО "знала" о поездках шведов в "тренировочные лагеря" "Черного сентября". Такие сведения хранились в СЭПО, и в будущем товарищи не могли получить работу на так называемых "оборонных" предприятиях, а таких в Швеции на удивление много. И молодые студенты, всегда душой откликавшиеся на просьбу о помощи, на всю жизнь попадали в разряд неблагонадежных и потенциальных террористов. Горькая ирония в том, что именно медсестры и санитары чаще всего встречаются с настоящим терроризмом: осколочные раны, ожоговые раны, пулевые раны, ампутации, фосфор, напалм, мины, бомбы, замаскированные под детские игрушки, осколочные бомбы как американского, так и израильского происхождения, ракеты из легированной латуни, разрывающиеся на миллионы частиц, которые почти невозможно выковырять из ран, пластиковые осколки, которые не видны и под рентгеном.
А в благодарность от шведского государства за эту благотворительную помощь – ярлык: террорист. Само же шведское государство вместо этого посылает свою помощь коррумпированным режимам в Африке или дает миллиарды диктаторским режимам и оккупантам, например Северному Вьетнаму.
Карл допил пиво и заказал еще.
– Я три года был в одной пропалестинской группе, – сказал он наконец. – Согласен с тобой во всем. Но сейчас я охочусь за убийцей и за террористической группой, которую надо остановить, даже если она палестинская. Вполне возможно, что охотимся мы за какой-нибудь западногерманской лигой, как знать. Чем раньше мы поймем это, тем лучше.
– В какой группе ты был?
– Не хочу об этом говорить, поскольку не хочу называть своего имени. Но, во всяком случае, это никак не связано с моей нынешней работой, если ты об этом думаешь.
– А как я смогу в этом убедиться?
– Разумеется, никак. Но что, собственно, тебя беспокоит, я ведь прошу тебя только об одной услуге – наладить мне контакт. Вот и все. А потом мы никогда, возможно, и не увидимся.
Врач вопросительно посмотрел на него. Чувствовалось, что он колеблется.
– Вы хотите доказательств, что шведы здесь имеют связи с "Разед"? Но это же не удивительно, они ведь отвечают за нашу безопасность, они заранее знают, нужно ли нас эвакуировать, не планируются ли диверсии против нас и так далее. Это совершенно нормально, и вы это должны понимать.
– Да, – ответил Карл. – Это я понимаю. Вот почему и обратился к тебе с просьбой помочь наладить первый контакт, и ничего больше. Кроме того, я спешу, и ты, вероятно, тоже. Каждый день, проведенный здесь, продлевает пребывание твоих товарищей в тюрьме, они изолированы, и их допрашивает отнюдь не дружелюбный и всепонимающий персонал "сэка".
– О'кей, с кем ты хочешь встретиться?
– С самим Абу аль-Хулом.
Врач рассмеялся и восторженно закивал самому себе, словно говоря: только этого и не хватало.
– Вот это да! Я ведь не знаю даже, существует ли он. Я еще не встречал ни одного шведа, который видел бы его. Вполне вероятно, что он всего лишь миф, имя или обозначение руководства в "Разед". А если он и существует, то, кстати, может быть, в какой-нибудь другой части мира.
– Тогда попробуем спуститься на несколько ступеней. Я ведь никого в "Разед" не знаю. Свяжи меня с кем угодно из местных шефов, а я выскажу ему свое пожелание. Так подойдет?
– А где ты остановился?
– Я предпочел бы встречу где-нибудь в городе.
– Не думаю, что получится. Они должны прийти к тебе, а не наоборот.
– О'кей. Отель "Плаза", комната 414. Когда ты сумеешь организовать встречу?
– Может, через полчаса, а может, через две недели, не знаю.
Карл собрался было пригласить врача отобедать вместе, но отказался от этой мысли. Ему хотелось узнать немного побольше, из чисто личного любопытства, об условиях медицинской помощи, оказываемой шведами, но для этого потребуется время, да и самому пришлось бы отвечать на вопросы, а значит, это может дать повод его чувствительному собеседнику все время думать, что на самом деле он ведет скрытый допрос.