Красный Петух
Шрифт:
Они поднялись на улицу Аттербума и остановились, опершись о стену и разглядывая темную поверхность воды, свет на островах Эссинге и движение транспорта по мосту Эссингеледен. Сама же улица по обе стороны была пуста.
– А что ты потом сделал с этим парнем? – спросил Карл, стараясь не показать, как важно ему знать это.
– Я пошел с ним на стоянку такси на площади Норра Банторьет и сказал, чтобы он благодарил свою счастливую звезду за то, что все это он пережил не в Бейруте, а в Стокгольме. Потому что здесь нам достаточно лишь выгнать израильского агента. "Надеюсь, мы никогда не увидимся", –
– Ты угрожал ему?
Понти рассмеялся.
– А-а, значит, в отчете он так написал? Та-ак, не понравилась ему ситуация. Чертовы провокаторы, потерпев неудачу, они всегда норовят дать объяснения. Но не будь Канафани случайно в городе в тот вечер, я никогда не схватил бы этого дьявола. Он настоящий профессионал. И операция была подготовлена отлично. А предыстория тебе известна?
Карл кивнул. С языка готовы были сорваться вопросы: "Как звали девушку из "Дагенс нюхетер"? Может ли она подтвердить, что Канафани был там? Знает ли еще кто-нибудь эту историю? Через какое время после этой истории был убит Канафани, его ведь взорвали в его же машине в Бейруте? Сделали ли это израильтяне? Есть ли тут какая-нибудь взаимосвязь?"
Но Карл решил отказаться от этих вопросов. История, должно быть, правдива, она настолько логична и практически объясняла то, чего не смог сделать ни один аналитик службы безопасности. Именно так все и произошло, когда был разоблачен израильский секретный агент Бен Тевел?
– Так вот, черт возьми, как это было, – помолчав, сказал наконец Карл. – История эта так и оставалась крепким орешком, никакого объяснения ей так и не нашли.
– Что доказывает, сколь я опасен и так далее.
– Да, примерно так.
Они молча продолжали прогулку.
Карл никак не мог сосредоточиться на чем-то одном, самые противоречивые мысли одолевали его. Ведь при всех обстоятельствах ситуация была абсурдна. Если многие годы на Понти смотрели как на врага, не найдя объяснения истории Бена Тевела, то почему больше полагались на тайное телефонное прослушивание, а не воспользовались возможностью просто пойти к человеку и поговорить с ним? А может быть, Карл просто наивен и, как прежде, продолжает считать, что люди говорят правду, поскольку лгать отвратительно?
Нет, благоразумие многое может объяснить, да и рассказ Понти о поездке в Норвегию тоже можно проверить до мельчайших подробностей. И Карл решил продолжить разговор о том, что еще больше отягчало его "служебную ошибку", косвенно разоблачавшую подозрения "фирмы". Сказал "а" – скажи и "б".
– Как ты знаешь, очень небольшая группа журналистов, связанная с историей "Фолькет и бильд/Культурфронт", занимает сейчас, как и ты, влиятельные...
– Да, знаю, – прервал его Понти, – я знаю вашу интеллигентскую теорию об этом, ведь Письмоносец был в "Экспрессен" и вертел ею в доказательство нашей якобы конспирации. Ему повезло, что никто так и не понял, о чем и о ком он говорил.
– Ну а как было на самом деле?
Понти вздохнул.
По его мнению, объяснение тут довольно простое. Студенты конца 60-х годов, до или после политически бурного десятилетия, рассчитывали на карьеру в промышленности, науке или на биржах, но не в журналистике. Вернее, так: в то время все "левые" студенты были журналистами, у всех был какой-нибудь журнальчик, куда они писали, ведь написание статей было самой естественной и самой простой формой борьбы. Именно так и начинают многие журналисты – пишут, чтобы изменить мир, чтобы "пробудить массовое сознание" или по крайней мере отменить несправедливые законы.
И поскольку в те годы практически все стали журналистами, талантливых среди них оказалось больше, чем в обычные времена. Возьмем, например, тех, кого касается "конспирационная" идея Письмоносца, ну, скажем, руководителя программы "Студия С". Были бы это 70-е годы, он стал бы доцентом уголовного права; бывший корреспондент в США, а затем шеф международного отдела в программе "Раппорт" стал бы профессором национальной экономики или чем-то в этом роде, а тот, что работает в журнале "Мальмё-Магазин", прошел бы тот же путь, что и его коллега в "Студии С", если бы стал студентом в 80-е годы, и так далее.
Журнал "Фолькет и бильд/Культурфронт" многие годы был естественным местом встреч всех журналистов, ставших журналистами ради самого дела. Среди них и была та группа, которая утвердила себя, выдержав политическую конкуренцию в журналистике.
Именно в те годы журналистика так обогатилась талантами, которые в другие политические времена пошли бы совсем иным путем. Сам Понти, например, в "нормальное" время стал бы руководителем какого-нибудь предприятия. И совсем не странно, что эта группа выдержала и конкуренцию последующих лет, когда борьба поутихла, а идея революции отодвинулась в будущее; они с чистыми руками уже были специалистами в совсем других областях, но не в тех, о которых мечтали, будучи лучшими учениками в своих классах.
На телевидение и радио их брали поодиночке, независимо друг от друга, в силу сильной конкурентной борьбы в этой области или, в отдельных случаях, необычайно высокого образовательного ценза в журналистике.
Просто комично прозвучала "конспирационная" идея Письмоносца в "Экспрессен" о том, что все они, собственно говоря,не настоящие журналисты, а лишь переодетые. Тот, кто держался такого мнения, ничего не понял в сущности журналистики или в конкуренции в этой отрасли, ничего не понял в «левом» движении 60-х годов, вообще ничего, кроме чисто технической взаимосвязи, кто есть кто и т. д.
Они подошли к улице Йервелльгатан и остановились так, что их взорам открылось здание газет "Дагенс нюхетер" и "Экспрессен".
– Хотя туда, – взглядом показав наверх, сказал Понти, – "левые" 60-х годов попали лишь в последние годы; но уже существовала наша "команда Б", и, насколько я знаю, те быстренько превратились в репортеров скандальных происшествий. Там сейчас всего три-четыре клартеиста и социал-демократа, они используют слово "террорист", как только им надо написать "араб". Собственно, в этом куда большая загадка, чем в мистерии Письмоносца обо мне и руководителях телевизионных программ.