Красный сад
Шрифт:
— Ничего не случится, посидим на берегу, и все, — успокоил ее свекр. — Славно позавтракаем на свежем воздухе.
Когда Уильям ушел на реку, к Эвану, Мэтти схватила детей и побежала к миссис Келли, соседке. Она попросила присмотреть за Гленном, которому было всего три года, и за малышом Уиллом, которому не было и двух. Взгляд у Мэтти был дикий, голос напуганный. Миссис Келли согласилась присмотреть за малышами, хотя ей и своих дел хватало: выводок детей и огромный участок, управляться с которым помогал единственный мул. Мэтти не обратила внимания на то, что ставит миссис Келли в затруднительное положение, она оставила малышей и побежала через поле в старых рыбачьих ботинках мужа. Она чувствовала необычайную легкость и свободу, словно ее, как тополиный пух, подхватил и несет ветер. Мэтти взяла
Мэтти бежала по высокой траве мимо старейшего в городе яблоневого дерева, того самого, которое, по преданию, упорно плодоносило в тот год, когда не было лета, и спасло жителей от голодной смерти. Дерево стояло окутанное облаком белых цветов. Мэтти думала — цвели ли яблони в Виргинии, когда Констант воевал там, и лежал ли снег на полях, такой глубокий и мягкий, как в Блэкуэлле той зимой, когда погиб Констант? Она думала — такая ли красная там земля, как в Блэкуэлле, в самом старом городском саду за домом Партриджей? «Земля, политая кровью, скорбит, но приносит сладкие плоды» — так твердят ей городские старухи. Они думают, что подобная чушь может утешить, как будто ее горе можно чем-либо подсластить. Неудивительно, что она почти перестала разговаривать с людьми.
Мэтти добралась до леса. Там рос дикий крыжовник. Совсем недавно, прошлым летом, они с детьми собирали его здесь, чтобы испечь Константу на ужин пирог. Вечером накануне его ухода на войну она умоляла его не уходить, прекрасно понимая, что он не прислушается к ее мольбам. Не в характере Константа было прятаться за спины других.
— Это война, — сказал он ей так, словно этим все объяснялось.
— А мне все равно, — горячо возразила она.
Она уговаривала его, сев к нему на колени, целовала и предлагала себя, она сказала, что сделает все, лишь бы он остался, но утром он покинул супружескую постель и собрал рюкзак. Он ушел, думая, что она спит. Она позволила ему так думать. Она не смогла бы расстаться с ним, видя, как он уходит.
Наполовину преодолев лес, Мэтти услышала шум реки. Земля под ногами становилась все более сырой, слой мха и опавших листьев — все толще. Однако ноги Мэтти в ботинках мужа оставались сухими. Скоро она увидела своего свекра и мальчика, который вернулся с войны без ноги. Они сидели спиной к Мэтти, смотрели на реку и поедали завтрак, который она им приготовила. Они не слышали, как она шла через папоротник среди сосен и белых берез. Ботинки были хорошо разношены мужем и не скрипели, юбка обвивалась вокруг ног. В двадцать пять лет Мэтти осталась вдовой. Все в ее жизни уже произошло: и самое лучшее, и самое страшное. Ее жизнь закончилась, все дальнейшее — просто провождение времени. Ей вдруг захотелось побежать что есть мочи. Она подумала об оленях — как они скользят по лесу, невидимые, словно привидения. Она мечтала, как в сумерках подбежит к реке, встанет на четвереньки и напьется холодной воды. Ее длинные светлые волосы подхватит течение, кончики их заледенеют. Никто ее не отыщет. Никто не узнает, где она. Она представила, как снимает одежду, оставив только тонкое исподнее Константа, вступает в реку, нащупывая ногой красные камни, угри мельтешат вокруг, наматывая на себя стебли водяных гиацинтов, и уносят ее прочь.
Эван Партридж покончил с завтраком. Хлеб с маслом да несколько ломтиков апельсинового сыра. Свежая земляника, помятая, но вкусная. Он прикрыл глаза — между высокими деревьями сквозило солнечное марево. На мгновение он вернулся в прошлое, когда брат был жив. Он бежал домой из школы так быстро, что пыль позади клубилась облаком. Вдруг он услышал хруст веток в лесу под чьими-то ногами и краем глаза уловил, как что-то мелькнуло. Ему вспомнились голуби во время перестрелки, и он резко оглянулся, словно его самого подстрелили. Он увидел Мэтти Старр — споткнувшись о молодое деревце, она рухнула на землю. Эван забыл, что у него всего одна нога. Он рванулся навстречу, боясь, что она разбила голову о камень. Мэтти даже не выставила руки вперед, чтобы смягчить удар. Как будто она хотела упасть, перестала сопротивляться.
Когда он оказался рядом, глаза Мэтти были закрыты. Эван обнял ее и попросил:
— Очнись.
Он стал трясти ее, подошел Уилл Стар. Через несколько мгновений Мэтти открыла глаза. Они были голубые. Как небо Виргинии, горячие и прозрачные, распахнутые и бездонные.
— Я видела ее, — сказала Мэтти. — На берегу, у реки.
Мужчины подождали, пока Мэтти соберется с силами, потом помогли ей встать. Уильям признал ботинки сына, его носки, рукава его исподней рубашки. Он мог бы испытать облегчение оттого, что не одинок в своем горе, но ему стало еще горше. Они вместе отправились к тому месту, где Мэтти видела девочку. Трава была такой высокой, что ребенок мог спрятаться там без труда. Они поискали поблизости, но ничего не нашли. Эвану было стыдно, что он прыгает, как лягушка. Он выглядел смущенным, и Мэтти положила руку ему на плечо.
— Ты так быстро прибежал мне на помощь, — сказала она с благодарностью.
Она хотела его подбодрить, но Эван опустил голову еще ниже, сгорая от стыда за себя. Размышляя позже о том, что такое мучительный стыд, Мэтти всегда вспоминала, как он склонял голову, чтобы не смотреть на нее, словно мир слишком велик, но, кроме одиночества, в нем ничего нет.
Они сели в кружок в том месте, которое обследовали, и стали ждать, не произойдет ли чего-нибудь необычного. Уилл Старр припомнил, что его маленькая сестра приходила сюда и бросала камешки в реку. Он смеялся над ней, когда она говорила, что синий камушек может исполнить желание. Его сестры Эми и Мэри были красавицами, одну забрала река, другая сбежала с чужаком, бросив семью, которая навсегда погрузилась в горе. С третьей сестрой, Оливией, Уилл поссорился много лет назад. Уилл прислонился головой к стволу березы и закрыл глаза. Скоро он уже похрапывал.
— Ты думаешь, она хочет нам что-то сообщить? — спросила Мэтти у Эвана Партриджа, имея в виду привидение, которое только что видела. — Может, она хочет отвести нас в другой мир?
Эван не знал. Он даже не был уверен в существовании духов и привидений.
— Может, это всего лишь игра света и тени среди деревьев? И мы принимаем за человеческую фигуру тень?
— У нее была кукла. Я видела у нее в руках куклу. Разве тени играют в куклы?
— Не думаю, — улыбнулся Эван.
— А я вообще не знаю, что и думать. Вообще, — сказала Мэтти.
Она подумала, каково это, утонуть, и что при этом чувствуешь. Как вода заполняет рот, горло, как ты опускаешься на каменистое дно, где вода такая зеленая и холодная, угри ведь любят прохладу. Ты открываешь глаза и видишь небо сквозь толщу воды, и все переворачивается наоборот. Может, само время обратится вспять, совьется, словно нить в клубок.
Вот чего она хотела. Свернуть жизнь обратно, словно ее и не было. Мэтти приблизилась к реке, пока ее свекр и одноногий мальчик лежали, вытянувшись на траве. Она сняла тяжелые ботинки и носки, расстегнула платье и стянула его через голову. Эван приподнялся в траве, во рту у него пересохло. Чего ему только не чудилось после возвращения с войны: и голуби, вспархивающие вверх, и лицо брата. Может, это еще одна галлюцинация: обнаженная Мэтти Старр, ее плечи, ноги, спина?
Мэтти обернулась и посмотрела на него. Нет, она была настоящая, все в порядке. Эван с трудом встал на ноги. Течение было такое сильное, один шаг — и ее снесет. Если он не поспешит, то ему останется только молча смотреть, как ее уносит река. Эван не хотел примириться с тем, что его удел таков и другим быть не может: беспомощно стоять и смотреть. Оттого, что он инвалид, он не перестает быть мужчиной. Он помчался к обрыву. Он сосредоточил все силы, всю волю на том, чтобы успеть, и успел. Его руки обхватили ее. Она прыгнула, увлекая его за собой. Они падали медленно, сплетясь в этом странном объятии. Всплеск был еле слышным. Они погрузились в реку, словно растаяли. Вода оказалась холодней, чем они воображали: в горах таял снег.