Красный свет
Шрифт:
– При чем тут это! И вообще я не еврей…
– Семен Семенович! Ну уж мне-то можно!
– Ну хорошо, я еврей, но уверяю вас, это к делу не относится!
– Еврей, миллионер, американец, либерал – убивает мусульманина, бедняка, российского гражданина. Уверяю вас, здесь всякая деталь важна. Позвольте мне задать формальный вопрос – просто так уж положено. Семен Семенович, а вы на самом деле татарина не убивали? Уверены?
– Вы с ума сошли!
– Спасибо, вы меня успокоили. Дело в том, что я беседовал с вашей супругой, она
– Что такое?
– Не обижайтесь, Семен Семенович, мне надо выстраивать линию защиты. Ваша супруга заявила, что вы сторонник жесткой шоковой терапии в отношении развивающихся стран. Вы, в частности, сказали за ужином…
– Я не имел в виду… – И жена тоже – вот так, в спину, о, какая боль! – Не убивал я! Мусульман люблю!
– Неужели любите, Семен Семенович? А за что? В ближневосточном конфликте вы на стороне арабов или евреев, Семен Семенович?
– То есть нет, не люблю… За что любить… – Панчиков с ужасом сообразил, что Чичерин может отказаться вести его дело. – Я против мусульманства как такового… но в частностях… – Он запутался, смолк, закрыл лицо руками.
– Не волнуйтесь так. Мы вас в любом случае вытащим.
– То есть как – в любом?
– Признания делать, значит, не станете? Категорически? Это я обязан спросить, просто на всякий случай. – Адвокат перелистывал дело, шевелил губами, что-то считал. – Я бы сумел настоять на смягчающих обстоятельствах. Шесть лет максимум и с амнистией в хорошей перспективе. Допустим, через четыре года.
– Через четыре года? – Дальняя стена комнаты покрашена до половины в красный, кровавый цвет. Зачем они так стены красят? Чтобы кровь была незаметна? – Четыре года?
– Колонию подберем с санаторным режимом. Конечно, это потребует определенных расходов.
– Каких расходов? – непроизвольно спросил Семен Семенович. Он собирался возмутиться, но финансовое любопытство взяло верх.
– Думаю, реально вести речь о полутора миллионах, – сказал Чичерин. – Разумеется, я называю сумму совокупного гонорара, без текущих расходов на подарки. – Он выделил слово «подарки» интонацией.
– Полтора миллиона долларов?
– Это реальная цифра.
– Но это же… – не нашелся что сказать Семен Семенович Панчиков.
– Вы можете поискать другого адвоката. Рекомендую Семена Жицкого, Колю Басистова.
– Колбасистов? Кто это? Почему отказываетесь? – путаясь и запинаясь, сказал несчастный Семен Семенович.
– Я назвал представителей своей гильдии. Обращайтесь к ним, хотя расценки будут не ниже.
– Что вы! Я всецело… То есть хотел сказать, всей душой… Только и молюсь… Может быть, попробовать без признания. Тем более что я не убивал.
– Надеюсь, вы не пожалеете о решении. Долгий суд – как затянувшийся ремонт; получается дороже, чем покупка новой квартиры. Сталкивались с длительным ремонтом?
– Мы на Сардинии перестраивали… – «О чем я говорю, какая Сардиния?»…
– Полумеры всегда накладнее, чем решительные
– Нельзя ли дать в газеты… – с надеждой спросил Панчиков. – Ведь я – жертва произвола. В рамках общей борьбы…
– Можно организовать интервью. Запишем ваше выступление на магнитофон, прокрутим запись на митинге. Пришлю журналиста – Варвара Гулыгина может сделать статью. Но судьи не любят, когда апеллируют к прессе. У судей возникает претензия, что вы кормите кого-то третьего.
– Кого же кормлю я, господи боже…
– Терпеливо объясняю, что этот вопрос необходимо решить.
– Как скажете. Доверяю всецело…
Чичерин с брезгливостью отметил подобострастную интонацию клиента.
– Сегодня передам вашей супруге номер своего счета. Определенную плату привык получать вперед.
– Разумеется, – сказал Семен Семенович покорно.
8
Александр Янович Халфин, автор трехтомника «Возможна ли Россия?», профессор Колумбийского университета, человек пожилой, явился на допрос к Чухонцеву точно по часам, и, войдя, незамедлительно предложил следователю сотрудничество.
– Спасибо вам, Александр Янович, – сказал Чухонцев. – Сотрудничество мы поощряем. А то, прямо скажу, замучились мы с вашим братом интеллигентом. Амбиции у всех – мама дорогая! Каждый человек – как это называется? – личность. Спасибо, хоть вы утешили.
– Я знаю, кто убил и зачем убил, – прошептал Александр Янович и подался вперед, приблизив сморщенное лицо свое к лицу следователя. – И я скажу вам обо всем.
Всякий человек, видя Халфина, думал, что ученый простужен: впечатление возникало оттого, что дробные черты Халфина напоминали смятый платок, в который только что сморкались. Чухонцев непроизвольно отодвинулся, подумав: не заразиться бы. Он спросил:
– Кто убил?
– Так сразу? – осведомился Халфин. – Вы даже не ведете протокола? Не спрашиваете, кто я?
– Имя, фамилия? – Чухонцев ненавидел писанину.
– Халфин Александр Янович. Ординарный профессор Колумбийского университета. Ординарный профессор – это означает «постоянный», утвержденный пожизненно профессор, а вовсе не «заурядный», – уточнил Халфин. – Надеюсь, вы понимаете разницу. А то некоторые думают…
– Что? – Следователь Чухонцев воззрился на Халфина в недоумении.
– Вы записывайте, молодой человек. Пишите разборчиво, не сокращайте. Итак, автор девятнадцати монографий… Пишите, пишите…
– Это к дело не относится…
– Как раз именно это к делу и относится! Пишите, я настаиваю! Автор девятнадцати монограгий, опубликовал более пятисот статей… Да-да, пятисот… Я бы вам советовал написать прописью, а то иногда ноль сотрется… Итак, пятисот статей… Записали? Принял участие в составлении семи сборников…
– Достаточно! – вскипел Чухонцев.
– Организовал четыре конференции по кремлинологии, культурологии и историософии…