Красный свет
Шрифт:
— За несколько часов я состарилась самое меньшее лет на десять. Не сердись. Ты должен дать мне договорить до конца.
Как одновременно отрадно и мучительно слушать ее!
Ненси все еще говорила шепотом — так было интимнее, сокровеннее. Голос ее утратил всякую интонацию, фразы отделялись одна от другой лишь долгими паузами:
— Стив, если ты сам еще об этом не подумал, пойми: вся наша жизнь изменится, все будет не так, как раньше.
Я никогда уже не буду твоей женой.
Чувствуя, что он собирается возразить, Ненси заспешила:
— Молчи! Я хочу, чтобы ты выслушал меня и понял.
Есть вещи, которые теперь невозможны между нами: всякий раз воспоминание о случившемся…
— Перестань!
Он раскрыл глаза и увидел ее лицо: веки сомкнуты, нижняя губа дрожит и слегка выпячена, как всегда, когда Ненси вот-вот заплачет.
— Нет, Стив, ты тоже ведь не сможешь. Я знаю что говорю. И ты это прекрасно понимаешь, но стараешься строить иллюзии. С этим покончено. Известная область жизни для меня больше не существует.
Она перевела дух, сглотнула слюну, и Стиву на секунду показалось, что он видит, как блестят ее зрачки сквозь дрожащие ресницы.
— Я не прошу тебя остаться со мной. У тебя будет нормальная жизнь. Мы постараемся устроить все без лишних осложнений.
— Ненси!
— Погоди, Стив, дай мне закончить. Рано или поздно ты сам убедишься в справедливости того, что я говорю сегодня, и тогда это будет много тяжелее для нас обоих.
Вот почему я сочла нужным сказать тебе все сразу и ждала тебя.
Сам того не замечая, он так крепко стиснул ей руку, что она охнула:
— Больно!
— Прости.
— Какая нелепость! Почему все понимаешь, когда уже поздно? Почему мы не ценим своего счастья, не бережем его, порой даже бунтуем?..
— А ведь мы были счастливы вчетвером.
И тут он разом забыл обо всем — о советах врача, о том, что Ненси ранена в голову и находятся они в больничной палате. Горячая волна затопила ему грудь, а в мозгу теснились слова, которые нужно высказать, которых он никогда не говорил жене, о которых, может быть, никогда не помышлял.
— Это не правда! — выпалил он, когда Ненси упомянула об их былом счастье.
— Стив!
— Мне кажется, я тоже все обдумал, хоть и не сознавая этого. То, что ты сказала, — ложь. Вчера мы не были счастливы.
— Замолчи!
Голос Стива был так же глух, как голос его жены, но слова звучали от этого лишь убедительнее — столько в них было сдержанной страсти.
Он представлял себе их встречу совсем не такой и никогда не думал, что наступит день, когда он скажет Ненси то, что собирался сказать. Он чувствовал себя предельно искренним, как бы совершенно обнаженным и таким болезненно восприимчивым, словно с него содрали кожу.
— Не смотри на меня, закрой глаза и слушай. Нет, мы не были счастливы, и вот тебе доказательство: всякий раз, когда мы выходили за пределы повседневности, вырывались из круга мелких забот, я оказывался выбит из колеи, и мне срочно требовалось выпить. А ты? Тебе нужно было каждый день бежать в контору на Медисон-авеню, чтобы доказать себе, что у тебя интересная жизнь.
Часто ли, оставшись дома с глазу на глаз, мы уже через несколько минут не утыкались в журнал или не включали радио?
У Ненси увлажнились по краям веки, губа еще больше оттопырилась. Стив чуть было не отпустил ее руку, но жена судорожно уцепилась за него.
— Знаешь, когда я вчера начал тебе врать? Еще раньше, чем мы выехали: когда я объявил, что съезжу заправиться.
Она прошептала:
— Сначала ты сказал про сигареты.
Лицо у нее уже посветлело.
— Мне нужен был предлог, чтобы выпить виски.
Я целую ночь дул ржаное. Мне хотелось чувствовать себя сильным, свободным от всего.
— Ты ненавидел меня.
— Ты меня тоже.
Не скользнула ли по ее губам улыбка? Ненси тихо согласилась:
— Да.
— Оставшись один, я бунтовал до тех пор, пока не проснулся утром на обочине дороги, по которой, насколько мне помнится, не проезжал.
— Ты попал в аварию?
У него было ощущение, что впервые за время их знакомства между ними нет больше никакого обмана, даже намека на него и ничто не мешает им быть предельно откровенными друг с другом.
— Нет, это была не авария. Теперь мой черед сказать то, что ты должна знать, и лучше сделать это немедленно. Я встретил человека, в котором несколько часов хотел видеть свое второе «я», про которого думал: этот не трус; я сожалел, что не похожу на него, и выложил ему все, что накопилось на душе, все дурное, что бродило во мне. Я говорил ему о тебе, может быть, о детях и не убежден, что не отрицал свою любовь к ним. А ведь я знал, кто этот человек и откуда.
Стив снова закрыл глаза.
— С остервенением пьяницы я все поливал грязью, а тип, перед которым я разоткровенничался, не кто иной…
Он едва расслышал, как она повторяет:
— Замолчи!
Стив кончил. Он молча плакал, но слезы, катившиеся из-под сомкнутых век, не были горькими. Рука Ненси замерла в его руке.
— Понимаешь теперь?.. — Он с усилием проглотил комок, подступивший к горлу. — Понимаешь теперь, что только с сегодняшнего дня мы начнем жить по-настоящему?
Раскрыв глаза, он удивился, что она смотрит на него.
Быть может, Ненси смотрела на него все время, пока он говорил?
— Вот и все. Видишь, ты была права, утверждая, что мы прошли долгий путь за эти сутки.
Ему показалось, что он уловил в ее глазах остаток прежнего недоверия.
— Это будет другая жизнь. Не знаю какая, но уверен: мы проживем ее вместе.
Ненси все еще сомневалась.
— Правда? — спросила она с непосредственностью, которой он не замечал за ней раньше.
Позади Стива прошла сестра, направляясь к температурившей больной, — та, должно быть, вызвала ее звонком. Пока она оставалась в палате, Хогены молчали.