Красный тайфун
Шрифт:
Жирная черная тварь распиналась, что самое нежное мясо — женщин и детей. К тому же у него есть и вторая страсть — перепробовать женщин всех наций, как в прямом, так и опять же в гастрономическом смысле. Мы достоверно знали, что стало с француженкой, его любовницей и секретаршей, всегда появляющейся с Отцом нации на публике, и вдруг куда-то исчезнувшей, за две недели до того. Посол слушал разглагольствования и кивал. Ему надо было договориться о какой-то концессии. А мне, по большому счету, было плевать. Пока Отец Нации не выдал:
— Я познал представителей почти всех народов. Нет только русских — так может, вы пришлете парочку, найдутся же у вас совсем никчемные, которых не жалко? Лучше помоложе, например…
И он сделал жест рукой вокруг шеи. Похоже на затягивание петли — но я понял. Этим летом он он был с визитом в СССР, его с помпой принимали, как «вождя первого в Африке государства, вставшего на социалистический путь», было газетное фото, как детишки в Артеке повязывают галстук «почетному пионеру» на склоненную черную шею. А он, сволочь, выходит наших детей оценивал и предвкушал?!
— …а я, конечно, все подпишу. Ради дружбы между нашими странами. Но истинная дружба хорошо, когда взаимна.
А я, глядя на товарища посла, вдруг подумал, а что если… Если кто-то решит, что это небольшая плата за политическую выгоду. Остался я все же человеком из России двадцать первого века — в которой олигарх, владелец какой-нибудь «Русмеди», желая заключить выгодный контракт с африканским царьком, и услышав от него такое вот условие своего согласия… При этом олигарх может искренне считать себя патриотом России, увеличивающим ее ВВП — и взвесив свою будущую прибыль, против жизней каких-нибудь детей рабоче — крестьян (не приличной же публики!), которые все равно скоро сдохнут или станут бандитами или проститутуками… как думаете, что он решит, если на кону миллиарды, что там Маркс или еще кто-то говорил про триста процентов прибыли? Конечно, при соблюдении приличия, то есть втихаря. СССР не послеельцинская Россия? Тогда что ж ты молчишь, товарищ советник второго класса, ну ответь резко, если протокол не позволяет в морду дать этой твари — чтоб я знал, что не может быть так?! Что не решат и в этом времени — каких-нибудь детдомовских, откормят, приоденут, и пришлют. Если совсем недавно на войне погибли миллионы — а тут, подумаешь, несколько детишек за государственный интерес, имеющий приоритет над личным, как тут всюду орет пропаганда? Ну что ж ты молчишь, товарищ посол, мать твою за ногу и черт тебя побери? Прикидываешь, какую выгоду можно еще получить? (прим. — все факты, относящиеся к Бокассе, императору Центральноафриканской республики — правда. Включая его «коллекционирование» и прием в «почетные пионеры» в Артеке — В. С.).
— Подонок ты все же — беззлобно сказала Лазарева — это не оскорбление, это диагноз. Не умеешь о людях хорошо думать. По себе меряешь — раз поверил, что мы бы такое допустили, значит сам мог бы дозволить.
— А ты бы на моем месте? — спросил я — сделала бы что? Если бы товарищ посол сейчас прошел бы в комнату спецсвязи, и запросил у Москвы «добро»?
— Да в общем, то же что ты — ответила она — только по — умному. Тоже бы доклад в Центр — посла отозвать и десятым консулом в самую последнюю дыру. А этого, все равно труп, через пару лет, когда станет нам ненужен — но если уж так срочно необходимость возникнет, например если прикажет тайно кого-то из нашей колонии похитить, бывало в Африке и такое — все организовать без отсебятины, согласовав и утвердив — чтобы силы и средства были готовы.
— А если бы не вышло, согласовать? — говорю я — бюрократия, она такая… А эта тварь — вот допустим, она бы твоих детей захотела? У тебя, я знаю, дочка в медицинском, вполне может после в такую страну поехать — и что?
Тут я увидел, на мгновение, лик богини смерти. И подумал, что еще неизвестно, кто из нас троих опаснее — я, Брюс, или эта красивая дама в шляпке с темной вуалью. Пожалуй, заикнись Отец Нации при Лазаревой о малейшей угрозе конкретно ее дочке… да безопаснее было бы ему, голыми руками у тигрицы детенышей отбирать!
Затем она усмехнулась. И после паузы, снова стала похожа на Анечку, какую я знал когда-то.
— Своих никому отдавать нельзя — уверенно сказала она — даже такую сволочь, как Тонька — пулеметчица, или Пирожкова. У нас — хоть к стенке их, хоть на опыты, заслужили! Но любой на той стороне должен знать — тронешь советского, умрешь, без вариантов! И наши должны знать — что бы ни случилось, Советский Союз их не бросит. Плевав на любую «выгоду» — над жизнями наших людей властны только мы. У тебя, сволочь, мозгов не хватало, заранее продумать, что после начнется? Тебе личная мстя — а кому-то похоронки писать? Сколько в Габероне наших было, инженеров, врачей — и скольких после даже не нашли, «без вести пропали», гражданские, в мирное время?
Ну да, было после — когда «каннибалы» поняли, что их покровитель мертв, и что будет дальше, неизвестно — то стали убивать и грабить, при любом раскладе взять свое. Они были многочисленны и хорошо вооружены (вплоть до легкой бронетехники), армия и полиция их откровенно боялись. Резали на куски, забивали мотыгами, жарили на кострах и ели, по примеру своего главаря — всех попавших под руку, не разбирая черных и белых. Лишь через сутки в Порт — Габерон вошла советская морская пехота — и в плен «каннибалов» не брали. А после все выжившие европейцы ломанулись из страны — и я, в этом потоке. «Легенда», документы, счет во французском банке были приготовлены заранее, без всякой задней мысли, лишь как спасательный круг, на случай если будет новый тридцать седьмой год, или еще какое-нибудь «ленинградское дело», лагерной пылью становиться не хочу! А еще помогли некие обгорелые и расчлененные останки, оказавшиеся в нужном месте, с моими вещами.
— Ну ты дурак! — сказал Брюс — уж придумал бы что получше, ну кто поверит, что спеца нашего уровня могут одолеть и съесть какие-то обезьяны? И скотина — знаешь, как после нас всех трясли? Сколько это нервов стоило. Мы ж уверены были, что тебя црушники похитили, или ты сам к ним сбежал, там и искали. А отчего позывной не сменил? Скунс был — им в новой ипостаси и остался?
А в самом деле, почему? Сентиментален я, что ли? Может, оттого, что это было единственное из прежней жизни, что я мог взять в новую. А может, считал это предательством по отношению к Сереге Куницыну? Или, внутренне, не считал себя врагом СССР?
— И что теперь? — повернулся я к Смоленцеву — да, я такой. Обрыдло пешкой быть, в чужой игре. А там — было лишь последней каплей. Вот не поверишь — но лишь уйдя, свободным себя почувствовал. Что полностью в своей воле, и по своим убеждениям. И если ты список моих дел знаешь (вот не притворяйся что нет) — то никогда я не вписывался против своих, и против СССР. Ну а пауки в банке жрут друг друга и еще хотят за это платить — так что вы имеете против?
— Умный ты, Валя, а дурак редкостный! — смешно почесал нос Юрий — не играют одиночки против Конторы, это такой же незыблемый закон, как сохранения энергии! Наш общий знакомый, мистер Эрл, очередной опус издал, смех смехом конечно — но вот там цереушник говорит пойманному такому как ты, «полиция Штатов давно бы упрятала вас за решетку, если бы вы не убивали тех, кого нужно было нам». В самом начале ты нырнуть сумел, и когда по мелочевке работал, ладно. Ну а после — так и не понял, отчего тебе так везло, как например в Марселе, в прошлом году? А ведь хотели тебя, когда все же обнаружили… ты Анечке спасибо скажи, тебе даже не представить, перед кем она твою глупую голову отстаивала, и все ж убедила! А теперь мозгами раскинь, зачем? И что бы с тобой было, сойди ты с пути?
Ну, стерва! Знал ведь я, что Юрка Смоленцев, «Брюс», с которым мы вместе начинали когда-то, человек с личным кладбищем за тысячу, боюсь даже представить, в каком он нынче чине, если генерал — майора в пятьдесят пятом получил, сейчас стал подобием Судоплатова, главный ликвидатор Советского Союза, сам лично уже за бугор не выезжает, хотя черт его разберет — а штатно, если в Москве решат, что такая-то личность на планете Земля должна прекратить существование, то конкретно Юрка план разрабатывает и организует процесс. А вот роль Анечки для меня была неочевидна — ну, «главноответственная за идеологию, культуру и пропаганду», с чем справляется очень успешно и мягко, вот нет видимых зверств цензуры и мучеников слова, но всякие «солженицыны и новодворские» неизменно попадают в истории, полностью разрушающие их авторитет и превращающие в посмещище, а с иными и всякое опасное для здоровья и жизни случается. Но имелась кое — какая информация, что она входит в «мозговой центр», решения принимающие на самом верху — в отличие от Юрки, эти решения исполняющего. Раньше бы это называлось «член Политбюро» — теперь, после реформы Партии, иерархия в ее верхах выглядит несколько по — другому.