Красный терминатор. Дорога как судьба
Шрифт:
— Сделай три шага назад, садись и руки за голову.
Товарищ Назаров выполнил и это приказание. Хорошо видимый с повой позиции товарищ Чуланин стал, похоже, приходить в себя — по крайней мере, перестал раскачиваться, как болванчик.
— Руки-то опустить можно? Устал я что-то, Дима.
— Извини, Федя, нельзя. Я тебя знаю.
Не только по голосу, нисходившему к концу фразы до шепота, но и по бледности кожи, дрожанию рук, тусклому взгляду впавших глаз, крови, которой он отметил весь свой путь, Назаров понял, что бывший учитель гимнастики держится из последних сил.
— Дима, ты за кого воюешь? За большевиков или за коммунистов?
— Все шутишь. Я возвращаю долги…
— Ему? — кивнул Назаров в сторону Чуланина.
— Ему, Федя. Я обязан… У каждого свой командир… — Сосницкий делал частые паузы, набираясь сил. — Извини…
— А я тебе доверял, Дима.
— Извини… Ты стоящий мужик… Но я не могу отпустить… Я за него… теперь уж до конца… И я убью тебя, когда пойму, что… отхожу… Или раньше передам ему тебя…
Длинный монолог совсем истощил Сосницкого. И вообще было непонятно, как он до сих пор еще держится. Видимо, недюжинная воля и впрямь способна творить чудеса. И вот вопрос — очухается ли до этого господин Чуланин? И хочет ли он, Назаров, чтобы Чуланин очухался?
— Дозволь, что ли, коли все так обернулось, махорочки искурить. Может, боле не доведется.
Бывший учитель гимнастики некоторое время провел в задумчивости. Осторожность боролась в нем с человечностью.
— Ладно… валяй… одну руку оставь как есть… Все очень медленно… Я не промажу, ты знаешь…
Не пришлось Сосницкому стрелять. Назаров честно, без фокусов вытащил кисет, просто свернул самокрутку и, действительно, лишь закурил. Они молча смотрели друг на друга: Федор сквозь махорочный дымок, Дмитрий сквозь полуопущенные веки, положив ладонь с пистолетом на согнутую в колене ногу, Чуланин выпученными глазами пялился на Назарова и тоже молчал. О последнем пока не знал, не ведал бывший учитель гимнастики, не отрывавший взгляда от солдата. Федор не спешил делиться радостным открытием с бывшим боевым товарищем. Чуланин же, как увидел солдата, так и не сводил с него глаз. Глаз, в которых — показалось Назарову — как рыбья спинка в мутной воде, нет-нет да и промелькнет безумная искорка.
Фигура молчания и бездействия должна была когда-то закончиться и с чьей-то помощью.
Рука Чуланина поползла к поясу. Доползла до кобуры. Пальцы ощупали ее. Осторожно, словно боясь спугнуть удачу, пальцы расстегнули замочек кобуры. Серые глаза Чуланина буравили солдата. Ладонь легла на холодную рукоять, рука пошла вверх, вытягивая неторопливо и бережно, будто соринку из глаза, револьвер.
«Начинается поединок сидячих», — верно и вовремя подметил товарищ Назаров, выпуская изо рта струю махорочного дыма.
Щелкнул предохранитель. Щелчок, а скорее даже шевеление соседа привлекло внимание Сосницкого. Он метнул взгляд влево от себя.
— Георгий Николаевич! — облегченно выдохнул-прохрипел Дмитрий.
Чуланин резко повернул голову на голос. И увидел Сосницкого, изменяющего как раз положение туловища, чтобы удобнее было беседовать с очнувшимся командиром и продолжать наблюдение за Назаровым, увидел пистолет в руке Сосницкого, пришедший в движение вместе с рукой вслед за туловищем.
Чуланин вскинул револьвер и всадил почти в упор, с трех аршин пулю в грудь своему должнику и спасителю.
Что-то подобное Назаров предчувствовал. Не хотел он гибели Сосницкого, но понимал, что иначе самому не выкрутиться. Назаров помог событиям принять новый оборот, взглядом обратив внимание Дмитрия на очухавшегося Чуланина. Не на недавней контузии чекиста строились предчувствия Федора, а на том, что Чуланин и предположить не сможет безоговорочной верности того, кого он хотел умертвить вместе со всеми остальными. Человек обычно судит о других по себе, и предатель вряд ли мог поверить в чью-то преданность, тем более в преданность обманутого им человека. И Назаров оказался прав.
Он был готов к чему-то подобному, и когда палец Чуланина давил на курок, Назаров уже сорвался с места.
Сзади — пустое пространство, покрытое рельсами. Бежать к депо — попадать прямо на мушку чуланинского револьвера. Броситься на чекиста — тот успеет направить револьвер и выстрелить. Оставалось только одно…
Назаров помчался к задним колесам грузовика.
Чуланин заметил его рывок и начал перемещать руку с револьвером.
Сейчас он должен надавить на спуск.
Назаров отталкивается, «ныряет» головой вперед. Грохочет выстрел. Пуля пролетает мимо, чтобы, потеряв убойную и прочие силы, впиться в промазученную землю. Назаров приземляется на руки, совершает кувырок вперед. «Фронтовая жизнь и акробатом сделает», — неуместно проносится где-то в мозгу. Федор оказывается на четвереньках и таким не самым живописным образом продвигается еще на сажень вперед. Снова грохочет выстрел, но, понятно, с опозданием. Назаров уже закрыт правым задним колесом «форда», но там он не задерживается, а вскакивает на ноги, добегает до левого заднего колеса и, укрывшись за ним, останавливается.
Их разделяет грузовик. По одну сторону машины — хорошо вооруженный человек (Чуланин подбирает и пистолет Сосницкого), по другую — вооруженный чуть хуже. Второй — это товарищ Назаров, извлекающий из кармана складной нож. Разумеется, остро заточенный. Таскать с собой тупой нож — все равно что носить часы без стрелок.
Какой ход для товарища Чуланина самый выигрышный? Наверное, забраться в кузов, на главенствующую высоту, и сверху, имея отличной обзор, заряжаясь боевым азартом от касаний лодыжками мешков с драгоценностями, палить по товарищу Назарову из двух стволов одновременно, загнать этим товарища Назарова под грузовик, затем спрыгнуть на землю и добить товарища Назарова в его укрытии. Эх, хорошо! Невольно позавидуешь товарищу Чуланину. С этими мыслями и чувствами Назаров перемахнул через борт и упал на пол, оказавшись в кузове рядом с мешками.
Зажав нож в зубах, Назаров схватил обеими руками один из ближайших мешков, наиболее набитый всяким барахлом из драгметаллов, и, держа перед собой, вскочил на ноги. Не успел Федор и шага сделать, как над зелеными досками борта, взметнувшись, показался Чуланин. Левой рукой чекист вцепился в борт, правой наводил один из состоящих у него на вооружении пистолетов. Назаров рванулся к Чуланину. Выстрел, еще выстрел. Пули, без труда пробивая мешковину, плющились внутри мешка, натыкаясь на золотые предметы. Назаров стремительно надвигался на Чуланина, словно собираясь протаранить противника мешком.
Стрелять чекисту уже было некогда, и он спрыгнул на землю.
Назаров знал, что так оно и будет, и как только над бортом исчезла верхняя часть чекиста, Федор поднял над головой мешок (ну и тяжелый, зараза!) и швырнул его вслед товарищу Чуланину.
Когда сверху падает предмет внушительных размеров, ловкие уворачиваются, отскакивают в сторону, другие закрывают голову руками. Чуланин, если бы ему было до этого, сам бы поразился своей неожиданной ловкости, он молодецки отпрыгнул, мешок пролетел мимо и со звоном грохнулся оземь.