Красный террор в России. 1918-1923
Шрифт:
Рядом с этими пытками для получения „сознания“, установлены убийства агентами розыска арестантов якобы при попытке побега (так убит в апреле 1922 г. Мастрюков).
Все эти факты были установлены показаниями потерпевших и свидетелей, данными судебно-медицинской экспертизы, вскрытием трупов и сознанием агентов, производивших пытки и показавших, что действовали по приказу начальника уголовного розыска Григоровича (он же член Ставропольского Исполкома, член Губкома Р. К. П. и заместитель начальника местного Госполитуправления), его помощника Повецкого и юрисконсульта (!!) розыска Топышева. Пытки производились под личным их руководством и при личном участии.
Трибунал постановил привлечь виновных к ответственности и отдал приказ об их аресте. Однако, никого
Происхождение этого циркуляра, как передают, таково. В середине 1921 г. на известного следователя М.Ч.К. Вуля поступила жалоба по поводу применения им на допросах пыток и истязаний. Вуль хотел подать в отставку и сложить с себя ответственность за развитие бандитизма в Москве. В виду этой угрозы, якобы Менжинский (?!) разрешил ему продолжать прежние приемы деятельности, а вскоре после этого был разослан циркуляр о «старом испытанном средстве». Финал этой истории обычен. Никого из производивших пытки арестовать не удалось. Зато начались гонения на тех, кто проявлял излишнее усердие и горячность при раскрытии тайн уголовного розыска.
То же с новыми деталями подтвердило и письмо из Ставрополя, напечатанное в № 1 «Путей Революции» (альманах левых с-р.). Такой же эпилог был и в Туркестане. Главным деятелем по применению пыток был бывший цирковой клоун, член чрезвычайной комиссии и сам палач Дрожжин. Он был отозван от своей должности и назначен, после обнаружения его деятельности, как следователя, политическим комиссаром в тюрьму. [273]
Не надо иметь большого воображения, чтобы представить себе этого циркового клоуна в новой роли. Фактов из его деятельности на новом поприще мы не знаем, но мы найдем иллюстрацию в фактах в противоположной Туркестану местности — в Архангельске.
273
Если не ошибаемся, Дрожжин был награжден даже орденом «Красного Знамени». См. также сводку № 344 ген. Оп. Штаба Деникина.
В сборнике «Че-Ка» есть очерк о «холмогорском концентрационном лагере» — о том самом, о котором нам уже вскользь приходилось упоминать. Мне лично хорошо известен автор этого в сущности донесения, ездивший с большой трудностью и опасностью для себя специально на далекий север, чтобы собрать сведения об ужасах, о которых доходили слухи в Москву, и чтобы выяснить возможность помочь несчастным заключенным этого «лагеря смерти». Я слышал его доклад в Москве. В передаче он был еще более страшен. Было действительно жутко, но мы были бессильны оказать помощь. Достаточно два-три штриха, чтобы охарактеризовать условия жизни в холмогорском концентрационном лагере:
«В бытность комендантом Бачулиса, человека крайне жестокого, немало людей было расстреляно за ничтожнейшие провинности. Про него рассказывают жуткие вещи. Говорят, будто он разделял заключенных на десятки и за провинность одного наказывал весь десяток. Рассказывают, будто как-то один из заключенных бежал, его не могли поймать, и девять остальных были расстреляны. Затем бежавшего поймали, присудили к расстрелу, привели к вырытой могиле; комендант с бранью собственноручно ударяет его по голове так сильно, что тот, оглушенный, падает в могилу и его, полуживого еще, засыпают землей. Этот случай был рассказан одним из надзирателей.
Позднее Бачулис был назначен комендантом самого северного лагеря, в ста верстах от Архангельска, в Портаминске, где заключенные [274] питаются исключительно сухой рыбой, не видя хлеба, и где Бачулис дает простор своим жестокостям. Из партии в 200 человек, отправленной туда недавно из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели. Одно упоминание о Портаминске заставляет трепетать Холмогорских заключенных — для них оно равносильно смертному приговору, а между тем и в Холмогорах тоже не сладко живется». [275] А вот сведения о самом уже Портаминском «монастыре». Частное письмо, полученное в Петербурге, сообщает: [276] «Однажды в 6 ч. утра выгнали всех на работу. — Один из арестованных после сыпняка был настолько слаб, что упал на дворе перед отходом на работу. Комендант не поверил его слабости и, якобы за злостную симуляцию, приказал раздеть его до нижнего белья и посадить в холодную камеру, куда набросали снегу. Больной заживо был заморожен». Далее рассказывается, как больного, который был не в состоянии следовать за партией при перегоне по этапу, просто застрелили на глазах у всех арестованных.
274
Между прочим, бунтовавшие матросы.
275
«Че-Ка», 242–243.
276
«Революц. Дело», № 2, февраль 1922 г., Петроград.
«До чего доходит издевательство — добавляет другой свидетель [277] — может дать представление следующий случай… заключенные работали на добыче песка для построек. Работы шли перед окнами дома коменданта, который, увидав из окна, что рабочие сели на отдых, прямо из окна открыл стрельбу по толпе. В результате несколько убитых и раненых. Заключенные после этого объявили голодовку протеста. Слухи об этом дошли до Москвы, и на этот раз комиссия из центра сместила коменданта. Новый комендант — уголовный матрос с „Гангута“ — по зверству ничем не отличается от старого. Расстрел заключенных тут же на месте, на глазах у всех, иногда по простому самодурству любого конвоира — самое обычное явление».
277
«Голос России» 1922 г., № 961.
Все это происходило в 1921–1922 гг. Об условиях жизни заключенных сам по себе свидетельствует такой поразительный факт, что на 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!!
В холмогорском лагере наряду с темным карцером и специальной холодной башней есть еще особый «Белый Дом». Это специальная изоляция для некоторых провинившихся. В маленькой комнате (даже без уборной) заключено бывает до 40 человек. Автор рассказывает о больных сыпным тифом, валявшихся здесь дней по 10 до кризиса без всякой помощи. «Некоторые просидели больше месяца, заболели тифом и кончили психическим расстройством». Это ли не пытка?
По поводу этих фактов нельзя сказать в оправдание даже того, что они были уже давно…
Мы узнаем о всех этих фактах редко и случайно. При безнаказанности начальства заключенным опасно жаловаться даже в тех редких случаях, когда это возможно. Мне лично раз только пришлось присутствовать в Бутырской тюрьме при избиении следователем подследственного. Я только слышал мольбу последнего — молчать. И врачи без опасения не могут констатировать факт нанесения побоев — доктор Щеглов, выдавший медицинское свидетельство некоторым социалистам, избитым в Бутырской тюрьме, за это был немедленно отправлен в жестокую ссылку. [278]
278
Это было в мае 1922 г. По сообщению «Рев. Рос.» (№ 16–18) д-ра Щеглова, заключенного в Архангельский к.-р. лагерь, в виде принудительной работы заставляли выгружать ассенизационные нечистоты.