Красный вереск
Шрифт:
— Скоро расчухаются, — уверенно сказал Йерикка. — Поживут чуток под данванами, обожгутся и полезут изо всех щелей с топорами…
— Лучше бы сейчас помогли, — непримиримо ответил Олег. Впрочем, его непримиримость большей частью проистекала от усталости. Он был мокрый насквозь и слегка натёр правую пятку. Йерикка слегка удивлённо ответил:
— А они что, не помогают?! Вот тебе еда. Вот тебе дом. А там — я тебе точно говорю! — мы и проводника на Тёмное найдём!
В Стрелково вела хорошая дорога, построенная ещё во времена Медведей. На улицах никого не было — дождь…
— Скряги вы, так-то, — с насмешкой заметил Гоймир. Он вошёл в весь с Йериккой и Олегом, оставив остальных
— А того и опасаемся, что живём хорошо, — хмуро буркнул он, — Хоть бы бог вам дал данванов обратно завернуть…
— А подкормите-то — так и завернём, — вроде бы даже серьёзно ответил Гоймир. Хлопов покосился на горца, который широко шагал рядом, сдувая с носа капли и посматривая совершенно невозмутимо.
— Ладно, — неопределённо буркнул он. — Вот мой дом, заходите прямо, да и своих позовите там. А я по соседям пойду.
— Я схожу тоже, — вызвался Йерикка. Хлопов посмотрел на рыжего горца и вдруг улыбнулся:
— Пошли. А если я тебя где по башке тюкну и шумну, кого надо?
— А не справишься, — парировал Йерикка совершенно спокойно. Хлопов ещё раз окинул взглядом его с ног до головы — и сказал вдруг:
— Пожалуй… Ты либо не горец? Я ваших много повидал, таких рыжих нету… Да и этот, — он ткнул в грудь Олега, — не иначе горожанин?
— Мы оба с юга, — коротко ответил Йерикка.
Семья Хлопова — жена, мать с отцом, двое взрослых сыновей и дочь лет двенадцати — встретила мокрую компанию весьма спокойно и очень радушно. Казалось, они не замечают ни смущения горских мальчишек, ни воды (грязной, между прочим!), текущей с них на чистый пол, ни запаха масла, пота и кожи. Робкие попытки горцев остаться на большой веранде ни к чему не привели — их вежливо, но настойчиво проводили в горницу. Дом был здоровый и хорошо обставленный. В одной из комнат Олег мельком заметил… компьютер и телевизор!
— Это чьё?! — слегка удивлённо спросил он.
— Моё, — ответил Мишка, младший из сыновей, восемнадцатилетний крепыш. И пояснил: — Я учусь. По фильмам. Нам это запрещают, но я всё равно достаю, когда на юг ездим… — а потом оглянулся на мать и, понизив голос, сказал:
— Вы только плохо не думайте. Мы с отцом и Колькой собирались в лес уходить, да вот родные…
— Ладно, — неловко ответил Олег.
Вернулся главе семейства. И почти сразу в дом потянулись соседи — в основном, женщины. Они не задерживались — оставляли свёртки, банки, кастрюли и уходили абсолютно без любопытства, что очень нравилось уставшим, не расположенным отвечать на вопросы мальчишкам.
Хозяева занялись обедом. Горцы выбрались-таки на веранду и расселись прямо на полу. Дождь, идущий снаружи, отсюда, изнутри, казался спокойным и даже привлекательным, он навевал дремоту, и кое-кто уснул. Впрочем, Йерикка и Одрин выбрались к компьютеру и сейчас о чём-то разговаривали возле него с Мишкой. Гоймир стоял у двери, скрестив руки на груди. Привалившись плечом к косяку, он смотрел на дождь. Гостимир, как по волшебству, раздобыл где-то масло и пропитывал им чехол своих гуслей, напевая:
— Как всё просто удаётся на словах и на бумаге. Как легко на, гладкой карте стрелку начертить… А потом идти придётся через горы и овраги, Так что прежде, человечек, выучись ходить…Слова
Олег не любил копаться в себе — как и большинство подростков, он очень редко старался понять причины своих поступков, действий и мыслей. Но, как опять-таки большинство подростков, он доверял своим ощущениям. С возрастом это качество почти все теряют, интуицию заменяет логика. А у этого безотказного оружия есть одна тупая сторона — тот факт, что в мире много нелогичных вещей. Интуиция же подростка почти безошибочна, она сродни чутью гончей. И сейчас Олег беспокоился. Нет, совсем не сильно — беспокойство было похоже на осадок в бокале с вином. Он не портит вкуса, запаха, цвета, букета. Он просто есть. Лежит на дне тоненькие коричневым слоем, почти невидимым и совсем неощутимым.
Но он есть.
Олег вспомнил картину Одрина — одну из тех, которые он видел и которые так ярко напоминали ему некоторые работы Вадима. Летний луг, мальчишки, играющие в войну… А под землёй, в черноте, белыми штрихами нарисованы схватившиеся врукопашную воин и чудовищное существо. Олег не помнил названия картины, но хорошо помнил серьёзно-азартные лица детей, думающих, что именно у них идёт настоящая война…
Олег вздохнул и подумал снова, что Мир всё больше подминает его под себя. На Земле он и представить не мог, что можно убивать людей и не вспоминать о тех, кого убил. Они не приходили во сне, Олег не вспоминал их лиц и не жалел их. Наверное, так воспринимали убитых врагов воины древности — как вереницу безликих теней, не способных смутить покоя, потому что ты уверен в правоте своего дела. Это очень и очень важно. Все психические расстройства, которыми страдает человек, побывавший на войне, вызваны вовсе не её «ужасами», о которых так любят талдычить журналисты и врачи — это просто следствие плохой мотивации тех, кто воюет, не понимая целей войны.
«А ты, выходит, знаешь? — иронически спросил сам себя Олег. — Ну и за что ты воюешь?»
Слов для ответа не нашлось. Олег был умным и развитым парнем, но едва ли мог облечь в чёткие формулы понимание того, что здешняя жизнь стоит защиты. Он посмотрел на ребят вокруг и неожиданно подумал — не ворвись в здешнюю жизнь данваны, не сломай её, не изгадь — и, глядишь, лет через сто тут было бы единственное в своём роде человеческое общество, построенное свободными людьми для свободных людей. Общество, где не нужны тома законов, потому что есть главный Закон, и он в самих людях. Где не нужны полиция, замки на дверях, благотворительные организации, чиновничьи аппараты… Где не бывает больных и одиноких. Общество без кровожадных маньяков-«вождей», лучше всех знающих, что нужно «их народу» — и без слащавых и лживых «народных избранников», этот народ презирающих и разлагающих… Общество без «измов», без голода, без ужасающих нелепостью и размахом войн за никому не нужные цели…