Красный вереск
Шрифт:
Очень медленно и очень твёрдо между двух сучьев молодой сосенки, росшей среди кустов, выдвинулся винтовочный ствол.
Он был обвешан лентами с искусственными иглами. И, как это бывает в таких случаях, «картинка проявилась» полностью — стало видимым то, чего не замечал раньше. Глухой капюшон-маска с прорезями для глаз — невидимых на расстоянии — скрывал голову за длинной трубой прицела, не дававшего бликов, с козырьком.
«Тише, — приказал себе Олег, обретая неподвижность камня. — Только не спешить. Не смей спешить.»
Белое
С такого расстояния Олег попал бы даже вслепую. И на этот раз он знал, что не промахнулся — потому что видел, как голова судорожно дёрнулась, а винтовка скользнула вперёд, выпущенная из рук, и повисла ремнём на сучке. Однако Олег не был уверен, что убил. И, если у этого гада был пистолет, не исключено, что сейчас он ещё живой лежит в кустах и готовится перед смертью прикончить хоть ещё одного горца.
Олег выполз из ямы и, перебегая от куста к кусту, выбрался к укрытию снайпера с фланга. Распоротая пятка мешала бежать.
Ещё шагов за десять Олег услышал странный звук — словно дышала, устав от жары, часто и громко, большущая собака. Ступая на носки и держа автомат наизготовку, он обошёл кусты…
…Первое, что увидел — глаза. Серые глаза в прорезях маски, смотревшие бессмысленно-умоляюще, глаза умирающего животного.
Снайпер лежал на спине, выпрямив одну ногу и согнув другую, разбросав руки. Он был одет в мешковатый глухой комбинезон и сапоги, похожие на горские куты — Бранка говорила когда-то, что эту идею данваны украли у славян. На широком ремне висели бинокль, подсумок, нож, большая кобура — но воспользоваться оружием снайпер уже не мог. Олег боялся зря.
Он попал. И попал хорошо.
Три пули прошили грудь справа — от середины к боку. Кровь текла через дыры в комбинезоне и через рот — маска была мокрой, лишь вздувалась кровавым пузырём при каждом вздохе, выталкивавшим новую порцию крови. Левой рукой снайпер то сгребал в кулак землю, то выпускал её…
Олег молча стоял над ним. Азарт исчез, как раньше исчез страх. Нет, мальчишка не раскаивался. Ему было просто грустно и жалко этого дурака, умиравшего в сосновом лесу в такой классный денёк… Он видел, что снайпер невысокий, узкоплечий, и…
…Догадка была настолько страшной, что у Олега перехвалило дыхание. Качнувшись — автомат ударил по колену — он окаменевшими, негнущимися пальцами поднял маску, отлепившуюся с пластырным звуком, на лоб.
Это была девчонка. Красивая светловолосая девчонка на пару лет старше Олега. Ртом у неё шла кровь, и где-то в горле клокотало дыхание, выходившее через простреленную грудь.
— Я-а-а… — бессмысленно сказал Олег, садясь на корточки рядом с ней. — Сейчас, сейчас, погоди… — он полез за пакетом первой помощи, но почти сразу опустил руку. Девушка вдруг оскалилась, глаза запали, по телу прошла судорога — и всё кончилось.
Он не помнил, сколько сидел возле трупа, не двигаясь и даже не мигая, без мыслей и чувств. Потом вяло обшарил карманы комбинезона — они были пусты, лишь из внутреннего выскользнула, умножая боль, цветная фотография, с девчоночьей аккуратностью запаянная в пластик.
— Маша, Мария, — сказал Олег, пряча снимок обратно. — А где-то есть парень, который тебя любит… а я тебя убил, потому что есть девчонка, которая любит меня — меня, кого ты хотела убить… — он говорил, словно мёртвая могла его услышать. Она молчала, и кровь чёрными сгустками высыхала на оскаленных зубах, а по глазам плыли облака.
И тогда Олег обнажил камас и начал рыхлить им песок, разрубая густые переплетения корней…
…Он зарыл убитую на глубину меча — глубже не получалось — и долго строгал камасом найденную деревяшку, пока не получил грубый крест, на котором нацарапал, путаясь в оставшихся чужими знаках: «19 августа 2001 года по счёту Земли я, Олег Марычев, убил тут в перестрелке снайпера по имени Мария, примерно 17 лет. Она сражалась за захватчиков, но мне жаль её. Будь проклята война!» — последнее он добавил в непонятном ему самому порыве.
Ему почему-то казалось важным похоронить именно эту девчонку, а не своих товарищей по оружию… Переставив автомат на одиночный огонь, он выпустил в воздух три пули — салют. Потом какое-то время стоял у свежей могилы. Наверное, он бы многое мог сказать девчонке, окажись она живой. Но она села на этой прогалине со своей снайперкой… Олег посмотрел на винтовку — и увидел на прикладе из пятнистого материала одиннадцать нарисованных мечей. Она села и убила ещё троих. Четвёртый оказался ловчее, монолог выстрелов превратился в диалог, и…
…Приглушённые голоса вывели мальчишку из ступора. Шагах в шестидесяти — вниз по склону, за рощей — говорили по-славянски двое.
Голос одного звучал ужасно-механически. Это был данван.
Ползком, вжимаясь в опавшую хвою на песке, Олег добрался до начала откоса. И выглянул, прячась за корни сосны, торчавшие из склона, как оголённые нервы…
Двое — один в форме горных стрелков, а второй — в громоздком снаряжении, со шлемом на голове — неспешной, уверенной походкой поднимались по склону, без тропинки, просто так.
— Сработала она или нет? — спросил стрелок. Данван засмеялся — смех звучал естественно:
— Мария? Она не умеет мазать. Сейчас увидишь сам.
— Вроде бы последние выстрелы были из автомата, — сомневался стрелок. Данван поднял плечи:
— У неё бесшумное оружие… Как ты решил действовать дальше?
— Тут всё в порядке, господин зегн, — довольно сказал стрелок. — Бандитов Квитко и Дрозаха мы навели на Сосенкин Яр, сейчас они туда уже добрались, и капкан захлопнулся. Войт — наш человек. Часовых двое, они все устали. Мы их снимем всех одними тесаками. Двести человек у меня наготове. Потом — быстрый марш-бросок, мы прочёсываем лес до Горного Потока, а хангары — из-за реки, и отряд Гоймира в ловушке!