Красный вереск
Шрифт:
…Все давно уже спали в наспех разбитом лагере, кроме часовых, костерка да Олега и Йерикки. Собственно, Олег рад был бы уснуть, но Йерикка, сидя рядом, костерил себя и просил прощения, хотя Олег не понимал — за что?..
— …дубина! Кровь Перунова, ну он же мне сразу показался подозрительным, так кто мне мешал его «пощупать»! Нет, поверил! Он же нас просто на дурачков взял — в каком мало-мальски крупном городе на юге нет улицы Невзгляда и Старого Квартала?! Ну и дурак же я! Надо было мне догадаться и самому его прикончить….
— Эрик, — тихо позвал Олег.
— Что? —
— Не говори ничего больше, я спать хочу, хватит, — попросил Олег.
— Конечно, — поспешно согласился Йерикка.
— Эрик, — снова позвал Олег, и рыжий горец почувствовал, как ладонь друга — холодная и мокрая от пота — коснулась его руки.
— Что? — снова отозвался тот.
— Пожалуйста, — голос Олега сорвался, — не уходи. Мне страшно. Мне ОЧЕНЬ страшно.
— Я буду здесь, — Йерикка твёрдо повторил: — Я буду здесь, ты спи.
— Ты не уйдёшь? Ты будешь скотиной, если уедешь, Эрик, я умру от страха…
— Я всегда буду с тобой… — Йерикка помедлил и закончил: — Друг.
— Хорошо, — удовлетворённо вздохнул Олег. — Хорошо.
— Никогда не думал, что папоротник может быть таким вкусным, — заметил Олег, копаясь палочкой в золе.
— На безрыбье и рак — рыбу… то есть, рыба, — Йерикка, растянувшись на охапке вереска, покрытой плащом, ловко поправлял разболтавшуюся накладку на пистолете. Ветер свистел над оврагом; день был холодный и солнечный. Но тут, в затишье, оказалось тепло и спокойно. Горцы лежали или сипели — кто лениво переговаривался, кто спал, кто чистил оружие, кто пёк в небольших бездымных костерках корни орляка, кто перебивал голод черникой. Поохотиться не успели, трофейные сухие пайки Гоймир открывать не разрешил.
— Самое прикольное лето в моей жизни, — со вздохом признался Олег, добыв наконец-то корешок и вытирая его о плащ. Йерикка искоса посмотрел на него, словно оценивая сказанное, и с интересом спросил:
— Слушай, а ты понимаешь, что тебя могут убить? Мы же играем в «кто хитрее» и вовсе не обязательно останемся самыми хитрыми.
— Если постоянно думать о том, что тебя могут убить, то сдвинешься раньше, чем это случится, — возразил Олег. Йерикка подумал и согласился:
— И то верно.
Он хотел ещё что-то добавить, но сверху бесшумно спрыгнул Резан.
— Гоймир, — не садясь, мотнул он головой, — выжлоки по-за полверсты.
Все разговоры разом угасли. На Резана смотрели семнадцать пар глаз. Гоймир чуть-чуть выдвинул из ножен зловеще замерцавший клинок меча:
— Числом? — задумчиво спросил он.
— Полста, — ответил Резан. — По ручейку стоят. Но близким ещё стрелки, так что…
— Так что без огня возьмём, — заключил Морок. — Так ли, князь? В мечи их!
— Й-ой-а, — лениво начал Гоймир, — я-то разом молчу одно…
— Да будет! — возбуждённо перебил Гостимир. — Промнемся, Гоймирко, а? — он вскочил, выхватывая меч — и сверкающий нимб засиял вокруг замершего на расставленных ногах
— Рысь!
— Рысь да победа!
— Скукой скучаем!
— Кровь-от им пустить!
— Да и свою погреть!
— До боя!
— Князь, твоё слово!
— Всей докуки — плюнуть и растереть!
Гоймир ещё колебался, хотя отчётливо было видно, что его самого дико тянет в бой. Хор голосов совершенно определённо уговаривал его атаковать. Конечно, Гоймир был князь-воеводой, но он оставался мальчишкой по возрасту и горцем по рождению — а значит, ему хотелось подраться!
— Тишком! — слегка повысил он голос. Тишком, слово моё! Морок, угомонись! Твердиславко, не горлань, твердь треснет! Добро! Довольно, за-ради Сварожичей! Мирослав, смолкни концом! Кому-от ножнами по хребту?! — установилась относительная тишина, все ждали, опустив мечи. — Добро, возьмём их в мечи. Да тихо! — он снова повысил голос, видя, что все вокруг готовы опять завопить, теперь уже — ликующе. — Йерикка, сам-восемь поведёшь ручьём. Глубоко ли, Резан?
— Вершков десяток, за голенище не плеснёшь, — ответил тот.
— Добро… Я с остатними сзади зайду. Как ворон трижды каркнет — то на место вышли. Как лис-то — тявкнет — разом до боя. Йерикка, до лошадей выжлоков не пустишь. Пошли!
…Олег ещё раз проверил, как ходит в ножнах меч. Йерикка, стоявший на колене впереди него, неотрывно смотрел через ветви кустов на вражеский лагерь. Остальные горцы расположились справа и слева — большинство тоже рассматривали врага, некоторые, как и Олег, проверяли клинки.
Хангары выбрали удачное место для водопоя, но очень неудачное — для лагеря. Кусты подходили слишком близко к берегам. Некоторые поили или купали лошадей, кое-кто вроде бы стоял на часах, но большинство сидели на сёдлах, валялись на плащах, спали, разговаривали или правили клинки. При несхожести персонажей Олег удивился тому, как хангарский лагерь похож на лагерь горцев в овраге — и подумал с холодком, что Йерикка был прав: напасть могли и на них. Кто ловчее…
У хангаров запели — протяжно, под занудливый аккомпанемент какого-то инструмента. Несколько голосов подхватили. «Один палка, два струна — я хозяин вся страна,» — подумал Олег. И услышал троекратное карканье с той стороны. Йерикка, поднеся ладони ко рту, тоже каркнул три раза. Вокруг, зловеще шипя, поползла из ножен сталь. Олег обнажил свой меч и устроил его клинком на плече.
Хангары весело перекликались. Кое-кто ловил рыбу в ручье, над большим костром кипела вода в закопчённом котле.
«Йа, йа, йа-п-п, йа-п-п!» — затявкала лисица в кустарнике на том берегу. И тут же Олег был оглушён — таким диким, тошнотворным воплем рвануло вокруг:
— Р-р-рысь! Ай-йа!
— Рысь!
— Дажьбог!
— В мечи! Руби выжлоков!
— Ай-йа!
С визгом и воплями горцы перелетали через кусты — волосы и плащи по воздуху, орущие рты, убийственные высверки стали. В туче брызг, не переставая улюлюкать и выть, они мчались через ручей.