Красный вервольф 2
Шрифт:
Бух! — раздался под полом взрыв, который разворотил ближние к нему половицы. Стену над лазом посекло осколками. В ушах звенело, воздух наполнился запахом гари.
Я подхватил автомат и направил его на входную дверь. Так, на всякий пожарный. Вдруг морячек соврал и следом придет еще какой-нибудь очередной Горбун, Костыль или Доцент. Но после маленькой войнушки, которую мы закатили в бараке, никто больше не выжил. Я мысленно пожалел убиенным счастливого пути в ад.
Щеки Наташи раскраснелись, сердечко колотилось, я это чувствовал, когда взял ее за руку. Но она и глазом не моргнула, когда обыскивала трупы. Нашла у Сивого фонарик. Вот паскуда! Соврал что нет, свечку мне всучил, чтобы я не такой мобильный был.
— Где-то у них должен быть схрон, — задумчиво проговорила Наташа, указывая на «могилу» Таньки, — что там внизу?
— Пустые ящики, — пожал я плечами.
— Значит есть еще подполье. Должно быть.
Мы прошлись по комнатам. Убогие клоповники почти все одинаковы. В одной комнате похожий комод, что и в первой комнате. Я уперся в его облезлый бок и сдвинул с места. Есть! Под ним тоже оказался люк. Я откинул крышку и спустился вниз. Наташа последовала за мной. Погребок оказался поболее первого.
— Саша, здесь кто-то есть! — крикнула Наташа из дальнего темного угла.
В подтверждение ее слов оттуда раздалось протяжное сдавленное мычание. Я в два прыжка махнул к ней, выхватывая и выставляя вперед ППШ. Но почти сразу же понял, что никакой засады там нет. Наташа держала в одной руке рваное пальто, в другой — фонарик, который из кармана Сивого вытащила. И его тусклый луч высвечивал лежащее на полу тощее тело. Будто подросток какой…
— Тут куча тряпья была, я решила посмотреть, что под ней, а тут… — Наташа перевела луч фонарика на лицо найденыша.
— Ох ты ж! — я торопливо присел и принялся вытаскивать изо рта парня грязную тряпку-кляп. Повернул на бок, перерезал веревку, стягивающую руки за спиной. — Не дергайся, Митька, а то сам себя задушишь…
Это был тот самый парнишка со шрамом из домы Марфы. Подручный часовщика и Степки-лисьей морды. Теперь я понял, почему давненько его уже не видел.
Жестоко, твою мать, с ним обошлись бандиты. Кисти были притянуты к лодыжкам, а от них — удавка на шею. Митька застонал, его изуродованное шрамом лицо превратилось в жуткую гримасу. На губах — запекшаяся кровь. От одежды — одни лохмотья. На спине — вздувшиеся рубцы.
— Наташ, принеси водички… — сказал я. — Или нет, давай я. Посиди пока с ним…
Я метнулся наверх. Огляделся. Схватил с примуса закопченый мятый чайник, наклонил над пустой кружкой. Твою мать… Из носика полилась черно-коричневая жижа. Бл*ха, должна же у них быть нормальная вода! Ага, за дверью — оцинкованный бак, а на нем — деревянный ковш. Громыхнул крышкой, зачерпнул почти с самого дна воды. Годится. Живо скатился с лестницы обратно в подпол.
Приходил в себя Митька минут десять. Сначала его пришлось поить из ковшика, варварски стянутые руки не работали. Я бегло его осмотрел. Били его, конечно, изощренно, но вроде ничего не поломали. Во всяком случае, на первый взгляд. Вот, значит, он где… А я-то недоумевал, почему его давно не видно… «Н-да, жаль парнишку»… — думал я, глядя, как он, шипя от боли разминает запястья и пытается шевелить потемневшими пальцами. С другой стороны, он опасным делом занимается… Тьфу ты, блин! А какое дело сейчас вообще не опасное?
— Ну что, ты как? — спросил я, присев рядом с Митькой на корточки.
— Жить буду, — прохрипел он, и его кривой рот растянулся в жуткой улыбке. — Теперь. А куда… Эти… Все делись?
— Были, да вышли все, — ухмыльнулся я.
— Так-таки всех порешил? — вытаращился Митька. — Никто не убег?
— Всех, кто был, — ответил я и перечислил мертвых теперь уже бандюков. — Видел кого еще здесь?
— Не, — мотнул головой Митька, скривился от боли и потер шею. — Только эти.
— Встать можешь? — спросил я. — Может, наверх пойдем?
— Посижу еще покамест… — снова скривившись, почти простонал Митька.
— Это что, какие-то ваши конкуренты? — спросил я.
Митька глянул на меня исподлобья и задумчиво поскреб затылок. Наверное, слово «конкуренты» не понял.
— Рассказывай давай, что с тобой случилось, — я присел на пыльное пальто. Адреналин отпустил, сразу навалилась усталость.
— Пришлые это, чужаки, — сказал Митька. — Явились всего дней десять назад. Церкву обнесли. Старого Гришку-кучера порешили, это он в этом доме раньше жил…
Рассказчик из Митьки был так себе. Он перескакивал с пятого на десятое, словарный запас чуть больше, чем у сторожевой собаки. Но суть я уловил. Приехали эти бандюганы откуда-то издалека. И сходу устроили беспредел — вламывались в дома местных, брали, все, что хотели. Убивали даже. Моим соседям, которые тоже вполне себе криминальные элементы, такое поведение не очень понравилось. Мол, не по-людски как-то. Грабить надо богатых, куркулей всяких зажиточных, которые и так не обеднеют и быстро нового добра себе натащут, взамен утраченного. А забирать у нищих последнее — это мерзость какая-то. Но в центр эти пришлые не совались. И фрицам на глаза старались не попадаться. Митьку отправили «понюхать воздух», поболтать с новенькими, может быть, узнать что-то про них. И те вроде даже сначала сделали вид, что на контакт идут, а потом, когда Митька расслабился, дали ему в чан, связали и сунули в подпол. Несколько раз устраивали допросы и били. Спрашивали, кто его послал, требовали назвать адреса и имена подельников. Но интересовало их не только это. Еще им хотелось знать все о домах, на которых встречался знак полукруга. И старая железнодорожная ветка их тоже очень интересовала. Но Митька оказался парнем несговорчивым, побои его особенно не впечатляли, так что он ничего им не рассказал. Просто из вредности.
— А что еще за знак полукруга? — спросила Натаха, успевшая за время Митькиного рассказа сбегать наверх и принести керосиновую лампу. Батарейки у фонарика почти совсем сдохли.
— Да шут его знает, — Митька пожал плечами. — Ну, есть на некоторых домах такой. На очень старых домах. Что значит — понятия не имею. Но видел, конечно. А рассказывать все равно не стал, вот еще… Они бы все равно меня убили. В живых после такого не оставляют.
— После какого еще «такого»? — насторожился я.
— Да приходил к ним один, — искривленный рот Митьки скривился еще больше. — Длинный такой, черноволосый, с бородкой козлиной. Они его за глаза называли Оглобля. Только в лицо ничего такого… Мелким бесом рассыпались. Как я понял, они не сами в Псков приехали, а по чьему-то указанию. И тут где-то есть их хозяин. А этот Оглобля приносит указания. Нерусский, говорит смешно так, пшекает будто.
— Поляк? — быстро спросил я.
— Не разбираюсь я в них, — насупился Митька. — А пожрать там наверху есть? А то у меня уже пузо к спине прилипло.