Красный. Таинственный конверт
Шрифт:
– А вот и нет! Просто папа и господин Тибо пытались расшифровать закодированную записку.
Маркус зевнул.
– О, я смутно помнил что-то такое. Не приснилось, значит…
Они спустились на этаж, и там тоже царил хаос.
В библиотеке поперёк полок висела простыня, испещрённая числами и цифрами. А старая школьная доска двоюродного деда Василия Интриговьева стояла, перегородив коридор. Двери в кабинет Ласло были наглухо закрыты, но оттуда всё равно доносились звуки яростной работы ручек, клавиш и ножниц. А из кухни лился сладкий
– Мама! – воскликнули дети, обернувшись на эти звуки.
Бина как раз готовила завтрак.
– Доброе утро, Зельда. Доброе утро, Маркус.
– Где Тибо и папа?
– А главное… как у них дела с запиской Мистера Ребуса?
– Судя по количеству комнат, перевёрнутых вверх дном… я бы сказала, что дела у них превосходно, – ответила она.
– Ммм… Может, им нужна помощь?
– Я уже предлагала, но ты же знаешь, что бывает с папой и Тибо, когда они пускаются в своё очередное великое приключение… Для них это своя история, и больше ничья, – ответила Бина с улыбкой.
Зельда фыркнула и запрыгнула на кухонную табуретку.
– Ну да… Остаётся только надеяться, что в этот раз будет не так, как с расследованием о русской подлодке-призраке.
– У, точно! – эхом откликнулся брат. – Гостиная три дня была запретной зоной!
– Да ладно вам, главное же результат, не так ли? – ответила госпожа Интригио, протягивая детям коробку хлопьев и кувшин молока. – Советую вам как следует позавтракать и набраться терпения. А ещё – не прокатиться ли нам на великах?
– Да! Солнце сегодня необыкновенное, – поддержал Маркус, окуная ложку в миску.
– Ладно… Если мы дадим жару и доедем до Берлина, может, к нашему возвращению папа и Тибо расшифруют этот код, – с ухмылкой сказала Зельда.
На сей раз даже мама Бина не смогла удержаться от хохота.
Чуть позже Имоджен тоже почтила своим присутствием кухню – из-под её огромной синей толстовки с капюшоном торчали голые коленки. Бина настояла, чтобы дочь поздоровалась с остальными как следует, а не мыча что-то нечленораздельное, и спросила, не хочет ли она присоединиться к велопрогулке.
– Пффф… Я устала, ма. Можно я дома посижу? – ответила девочка, гоняя свои хлопья ложкой.
– С этой парочкой одержимых, которые бьются над своим шифром?!? – воскликнула Бина. – Делай как хочешь, Имми. Только потом не жалуйся. И отцу скажи. Мы выдвигаемся сразу после завтрака.
– И после того, как Зельда снимет эту жуть единороговую! – добавил Маркус.
Итак, Имоджен осталась дома: мысль о том, чтобы отправиться на прогулку в такой бесстыдно солнечный день, была ей противна. Завтракала она целую вечность, хоть почти ничего не съела: мысли были заняты тысячами проблем, которые могут испортить карьеру поп-музыканта. То немаловажное обстоятельство, что карьеру поп-музыканта она пока даже не начала, никак ей при этом не мешало.
Девочка вздохнула, соскочила с табуретки, перемыла всё, что было в раковине, потянулась и дошла до гостиной. Там она задержалась, разглядывая километры слов, греческих букв и алгебраических символов, пестревших на разбросанных повсюду больших листах бумаги. Имоджен показалось, будто она кое-что заметила. Будучи перворазрядной бездельницей в школе, она всё же несомненно унаследовала от мамы острый нюх в вопросах математики и тому подобных вещах. Так что девочка постучалась в дверь папиного кабинета и, не дождавшись ответа, приоткрыла её ровно настолько, чтобы туда можно было заглянуть. В комнате стоял классический выразительный запах, который появляется, когда двое мужчин запираются в комнате на целую ночь без сна.
Глаза у них налились кровью, на подбородках выступила щетина, а ноги распухли в ботинках, снять которые воспрещал этикет. Мигал экран старого компьютера Ласло, а на стенах висели такие же большие листы бумаги, каждый со своим набором букв и цифр. Имоджен присмотрелась и увидела, что и в них кое-что не сходится.
– Па, привет, – сказала она, продолжая разглядывать каскады символов, чисел и линий, начертанных на бумаге.
– Привет, дорогая, привет… – ответил он глухим и отсутствующим голосом.
– Мама, Маркус и Зельда поехали кататься на великах. А я останусь дома, ладно?
Ласло кивнул, вежливо попрощавшись с ней движением руки и не отрывая глаз от огромного фолианта, которому на вид было не меньше двухсот лет.
– Па, как там ваша расшифровка? – простодушно спросила Имоджен.
– Что, прости?
– Шифр. Я спросила, как у вас дела.
– А… ну, это ужасно сложная история, – вздохнул отец. – Мистер Ребус – человек изощрённейшего ума…
– Вы себе не представляете, синьорина Имоджен… – вступил в разговор Тибо, смотря на неё поверх очков, сдвинутых на кончик носа. – Но теперь господин Интригио и я наконец-то вышли на след, который приведёт нас к решению.
– Вот как? – сказала Имоджен.
– А то как же! – поспешил подтвердить её отец, указывая на один из висящих на стенах листов. – Видишь… мы пришли к выводу, что перед нами комбинация каббалистических преобразований и одно из частных применений теоремы Фурценхайма-Хольцкопфа…
– Ого… и что же у вас выходит?
– Мы провели все необходимые операции и увидели, как проступает новое послание из слов на разных языках, в переводе оно звучит так…
Тут Ласло показал на доску, стоявшую перед Тибо, который немедленно прочёл:
– Восемь кобальтовых моржей нечётно напевают в Майнце!
– Нечётно, значит… – повторила Имоджен, уставившись на доску.
– Именно! – кивнул Ласло, и глаза его загорелись, несмотря на усталость. – Мы с Тибо думаем, что это ключ ко всей загадке.
– Конечно, синьорина Имоджен… – столь же воодушевлённо откликнулся дворецкий. – Видите ли, моржей восемь, то есть чётное количество, но поют-то они нечётно. Вот так тайна! Не говоря уж о том, что нам ещё кучу слов нужно расшифровать.