Красный
Шрифт:
— Очень! — За такую вкуснотищу я была готова простить Ларсу издевательство с книгами и демонстрацию знаний всяких «Хрю», но пока не содержимое гардероба.
— Ну, тогда отдадим должное фазаньей грудке и умению Свена.
Ларс определенно гордился своим Свеном, своими винами, своим домом. Честно говоря, было чем. Фазанья грудка таяла во рту, а «Ришбур» ей помогал, словно горячая печь мороженому.
Черт возьми, если меня угостят еще парой таких изысков, я, во-первых, категорически откажусь уезжать, во-вторых, если все же с неимоверными усилиями выпрут,
— То, что мы пьем, выращено, произведено и разлито в Бургундии. Этот виноградник соседствует с самым знаменитым Романе-Конти. Фамилия Гриво одна из старейших винодельческих фамилий Бургундии, они более четырехсот лет занимаются производством вина. Экологически чистое, все вручную, все отработано веками. «Ришбур» считается пусть не лидером, но одним из лидеров винного рынка.
— А кто лидеры?
— Соседи — «Романе-Конти» и «Ля Таш».
— Они не годятся для фазаньих грудок?
— Они не годятся для того, чтобы с них начинать. Нельзя начинать с лучшего. Сегодня я покажу тебе еще одно вино из Пино, только белое сладкое. Свен охлаждает его к десерту.
— Я до десерта не доживу.
Ларс рассмеялся:
— Почему?
— Никогда столько не ела и не пила. Боже мой, как же все вкусно!
— Я могу передать твои слова Свену? Он очень старался. Хотел бы я знать, чем это ты ему так понравилась?
— А что, нечем?
Во мне вдруг взыграло самолюбие, это наверняка результат бокала вина на голодный желудок. Почему это я не могу кому-то понравиться? Пусть не самому хозяину, так хотя бы его слуге?
Ларс оглядел меня, насколько позволял стол между нами, и кивнул:
— Вообще, что-то есть.
Не успела я снова возмутиться, как он продолжил:
— Вот только любопытный нос длинноват. Осторожней, прищемят ведь. А о десерте можешь не беспокоиться, он фруктовый, потому «Пино Гри Альтенбург» будет в самый раз.
— Что такое «Пино Гри»?
— Белое сладкое из винограда Пино Гри. У меня бутылка «Альтенбург Селексьон де Грэн Нобль» 1998 года.
— Важно, что 1998-го?
— Очень. — Ларс совершенно серьезен, словно от того, осознаю ли я важность преподнесенной информации, зависело многое. — Селексьон создают только в лучшие годы, 1998-й был таковым. У этого «Альтенбурга» RP был 99.
— PR? — не удержалась я.
— Нет, именно RP — Роберт Паркер, он один из самых авторитетных винных критиков. Вина с рейтингом свыше 90 считаются превосходными. А вообще балл может быть до 100.
— К чему подходит это вино?
— К фруктам, потому что пахнет айвой, клубникой, ревенем, печеными яблоками и еще много чем. Лучше сама попробуешь.
— А ты не боишься, что меня потом невозможно будет выгнать?
Он пожал плечами:
— Оставайся.
Я смутилась. Вот те на! Нелюдимый, замкнутый Ларс Юханссон,
Вспомнив о гардеробе и его начинке, я почувствовала жгучее желание заболеть амнезией, причем избирательной, чтобы просто сию минуту забыть накладную грудь и корсеты в кружевах. Но амнезия мне определенно не грозила, кружева так и стояли перед глазами! Зато грозил запой, голова уже кружилась. Только бы с этим головокружением не выболтать чего не нужно. А может, он меня и напоил нарочно?
Каким чутьем Ларс понял, о чем я думаю, неизвестно, но он снова поинтересовался с хитрющей ухмылкой:
— Так у тебя нет ко мне никаких вопросов?
И снова я почти заорала:
— Нет!
Красивая бровь красиво приподнялась:
— А как же викинги?
И вдруг его взгляд упал на мою разрисованную руку. Я старательно прикрывала написанный повыше запястья номер телефона Петера, полностью след от ручки смыть не удалось. Брови Ларса взлетели вверх:
— Тебе так дорог Петер, что сделала татуировку?
Я быстро одернула рукав рубашки:
— Это не татуировка…
Юханссон с удовольствием рассмеялся:
— Узнаю студенческие замашки — за неимением записной книжки — мобильник или записи на руке.
Я обиженно поджала губы, не зная, что ответить.
— Не сердись, я не скажу Петеру… Улыбнись. Ну, пожалуйста…
А глаза смеются… Я не выдержала, улыбнулась, потом рассмеялась тоже.
— Вот так лучше.
По знаку Ларса мы переместились в кресла ближе к камину, и он открыл вторую бутылку вина, стоявшую в ведерке со льдом. Первая осталась на столе недопитой. К чему открывать эту, если та недопита? Почему меня это заинтересовало, сама не знаю. Ларс на мой вопрос улыбнулся:
— Фазанов было несколько, а Свен и привратник с супругой тоже любят фазаньи грудки и «Ришбур» за две тысячи евро.
Я почти поперхнулась от страстного желания поступить на работу в этот замок.
— Хочу быть твоим привратником!
— Зачем? Оставайся гостить. Так как же с викингами?
— Можно завтра?
— Конечно.
— Просто у меня от вина кружится голова, вообще-то я не пью.
— Ты не ешь. Грудку поковыряла, остальное вообще не тронула… Почему бы не закружиться?
Ну вот, еще один воспитатель!
— Я ем!
Прозвучало почти жалостливо. Ларс рассмеялся.
— Хорошо, поступим иначе. В ближайшие дни Свен просто покажет свое поварское искусство, а ты обещаешь пробовать все, что он приготовит. Обещаешь? Иначе не буду ничего рассказывать и показывать. Возьми вино.
Вино было изумительно вкусным и совсем не похожим на предыдущее. Я определенно сопьюсь. Придется потребовать у Анны прибавки к оплате на лечение от алкоголизма.
После этого бокала, который мне показалось грешно заедать фруктами, хотя клубника заманчиво демонстрировала свои бока, манили и нарезанные дольками груши, айва и еще что-то, даже не помню, я вдруг объявила: