Красота по-русски (Я подарю тебе любовь)
Шрифт:
– Лен, не шуми. Просто еду с вами, и все.
– Да зачем…
Она не договорила, Денис дернул ее на себя, обнял, закопался рукой в волосы, чуть откинув ей голову назад.
– Я знаю только один способ, чтобы ты перестала задавать вопросы.
Этот способ был известен и Лене, главное – весьма действенен и невероятно приятен: просто помолчать, целуясь.
Поцелуем не ограничилось. В секунду загоревшись жаром желания, Ленке хотелось раствориться в нем полностью, мыслями, телом, болями, очиститься, забыть, разделив с Денисом только радость и восторг, и она спешила, рвалась! А он не отставал, ему требовалось утвердить телом свое обладание этой необыкновенной женщиной. И то, что он ей сказал: «Я не отпущу тебя от себя!» – Денис доказывал это нежно и сильно, брал, утверждаясь ее мужчиной!
Она сразу заснула. Денис отдышался, поцеловал ее в волосы, улыбаясь этому ее «замученному» сну, да так и заснул с улыбкой на губах.
На кладбище, продуваемом промозглым ветром, от которого не спасало припекающее солнышко последних мартовских дней, на самом его краю, похоронили Веру Дроздову.
Ленка передала Ваське большой букет красных роз и подтолкнула легонько в спину:
– Положи.
Васька, помедлив немного, взял у Лены цветы и положил на свеженасыпанный могильный холмик.
Разборки Василий Федорович устроил сразу, еще во дворе школы, когда Лена с Денисом приехали забирать его с занятий.
– Говори немедленно, что случилось! – потребовал он у Лены.
– Вчера умерла твоя мама, – сообщила Лена.
– И ты из-за этого такая была?
– Да.
– Лен, вообще-то у меня одна мама, и это ты, зачем ты так переживаешь? – степенно, рассудительно сказал Вася.
– Васька, она твоя родная мама, она тебя родила и любила, но, к сожалению, она была больным человеком, и я не смогла ей помочь.
– А почему ты должна была ей помогать?
И Лена увидела, как он злился, прищурив глаза, смотрел на нее своим недетским взглядом.
– Сейчас уже не имеет значения, у нас самолет через три часа.
– Я не полечу, не хочу! Это чужая мне тетка! – зло заявил мальчик. – Я ее не помню совсем, помню только, что есть все время хотел и боялся очень ее и мужиков тех страшных, я даже не помню сейчас, как они меня били, а то, что боялся сильно, помню!
Лена уговорила, настояла. Может, и не уговорила бы, но, когда Васька узнал, что с ними летит Арбенин, почему-то согласился без дальнейших препирательств.
Денис не разрешил Лене заниматься организацией похорон, взял это на себя.
– Хватит с тебя здешних чиновничьих кабинетов. Пойдите с Василием город посмотрите, а то он города родного и не видел.
Через два дня они хоронили Верку.
Лена наклонилась к Ваське, взяла в руки его ладошки и, заглядывая ему в глаза, нежно объяснила:
– Васенька, тебе надо с ней попрощаться и простить ее. Совсем простить.
– Зачем? – пожал плечами Васька, отворачиваясь от Лены. – Она мне никто, и я ей никто.
– Нет, Василий Федорович, она твоя мать. Глупая, непутевая, слабая, больная, но твоя мать. Ты себе потом в жизни не простишь, если не попрощаешься с ней и что так и остался обижаться на нее, не отпустил с миром. Это нужно и тебе, и ей. Прости ее.
– Ладно, – подумав, согласился Васька, – только вы отойдите, я один с ней поговорю.
Они отошли, чтоб не мешать, Арбенин обнял Ленку, а она все высматривала из-за его плеча, как там Васька. Он что-то тихо говорил, засунув руки в карманы куртки, обращаясь к Веркиной фотографии, с которой она улыбалась ему, молодая и веселая. Поговорил и неторопливо двинулся к ним.
– Все, идем.
– Вы идите к машине, – попросила Лена, – я тоже попрощаюсь.
Мужчины – большой и маленький – пошли по дорожке между могилами, по очереди оборачиваясь и тревожно поглядывая на одинокую Ленину фигуру у могилы.
– Спи спокойно, – сказала Лена.
Она многое хотела сказать Вере: и пожурить, и прощения попросить, и простить самой, и успокоить, что сын ее, Васенька, в полном порядке…
Не смогла.
Когда они отъехали от кладбища в машине, взятой Арбениным напрокат сразу по прилете, Лена расплакалась. Она крепилась как могла, но все несказанное там, у могилы, наболевшее, билось в голову, в висок, сжав горло жестким захватом.
Глупая! Глупая маленькая дурочка! Так исковеркать жизнь себе, ребенку! Одинокая, никому не нужная, слабая дурочка! Могла быть счастливой, с таким-то сыном, детей нарожать, семью иметь – все отдала и выкинула, утопив в пойле!
Ленка отвернулась к окну, чтобы не заметили вырывавшихся слез, зажав рот ладонью, а слезы лились, лились, и что-то рвалось изнутри. Она прижала и вторую ладонь, сверху.
Арбенин, конечно, заметил, свернул на обочину, остановил машину. Лена выскочила, торопливо отошла от автомобиля на несколько шагов и, прижимая ладони к губам, рыдала, раскачиваясь. Сильные руки развернули ее и прижали к себе, а она уткнулась Денису в грудь, заливая куртку слезами.
– Лена, ты чего? – перепуганный Васька дернул ее за пальто.
– Она просто устала, – ответил за Лену Денис, – пусть поплачет, чтобы усталость и горечь ушли.
Васька прижался к ней, обхватив руками и ее, и Дениса вместе.
– Лен, не о чем тебе так плакать! Я ж не сирота, ты ж у меня мама, мы вместе, и у нас все хорошо!
От чего «крутая» журналистка, прошедшая не одну заварушку, Елена Алексеевна Невельская разрыдалась еще горше, положив руку на Васькину голову.
– Ну, и почему тебе нельзя на пляж? – выпытывал Васька у Дениса.
– Ты же видел, какая у меня нога, – усмехаясь его напору, объяснил Денис.
– И что?
– А то, что людям неприятно на такое смотреть, а мне будет неприятно видеть их реакцию, – растолковывал Денис.
– Да ладно! – отмахнулся Васька. – А как на пляж жирные ходят, или тощие, или старые, или инвалиды? Что ж, по-твоему, получается, что на пляж можно ходить только молодым и красивым, а остальным запрещено?
– Между прочим, аргумент! – рассмеялась Лена.