Красота
Шрифт:
– Боже, мне так жаль, - сама не заметила, как сказала Инис. Губы словно против воли шевелились. – Так жаль, что всего этого не станет. Это так неправильно!
И тут же пожалела о своих словах. Зачем лишний раз травить человеку душу? Он и так прекрасно знает о приближающемся разрушении и что его не остановить.
Тан замер на месте, Инис сделала по инерции шаг и оказалась близко, плечо прижалось к его руке. Его пальцы обвились и сжались вокруг её ладони крепче.
– Иногда, чтобы появилось новое, нужно отпустить старое, - спокойно сказал он.
Инис с готовностью кивнула. Так, вероятно, легче переносить мысль о скорой катастрофе. Что им ещё остаётся?
Но его рука, его прикосновение вдруг поменяло окраску и стало чем-то очень личным. И как он сжимал пальцы Инис, и как стоял, наклонив голову над ней, и как дышал.
Стало неудобно, Инис потянула пальцы, пытаясь восстановить дистанцию, но Тан не отпустил. Вырываться было очень глупо, она опустила голову, стыдясь тепла, от которого сердце замирало. Она же не подросток… как и он, отчего же тогда простое прикосновение кажется таким очаровательно-первым?
Вверху зашелестели деревья, а потом вокруг зашуршали листья.
– Дождь начался, - как ни в чём не бывало, заявил Тан.
– Дождь? Ни разу не видела ваш дождь.
Инис подняла голову и благодарно улыбнулась. Спасибо ему за то, что сделал вид, будто ничего не произошло. За то, что и ей дал возможность так сделать.
– Наш дождь ничем не отличается от вашего – с неба падет вода, то мало, то много. Пойдём скорее, спрячемся в беседку. – Он потащил её за собой дальше по тропинке. – В городе дождей почти не бывает, только тут, в лесу. В последние недели он льет по несколько раз в день. И этот будет сильный.
Инис не помнила, бывает ли так, чтобы дожди шли только в лесу и подумать не успела – Тан привел её к беседке – вернее, к кустам, которые образовывали арку, внутри которой стояла скамейка, покрытая мхом, – и усадил на неё. Несмотря на дырявый потолок, вода практически не лилась, так, брызгала только иногда.
Забравшись внутрь, они прижались друг к другу, потому что места было мало и стали смотреть на дождь, который не на шутку разошелся. Дождь стучал по листьям и струйками стекал по траве, шумел так уютно, что хотелось сидеть тут вечно.
Тан всё ещё и не отпустил её руку.
От него пахло свежестью – холодной водой, чистой тканью, робким солнцем. Инис почувствовала желание прижаться к нему, как к чему-то надёжному. Как к защитнику.
Как к мужчине.
Но она, конечно же, ничего такого не сделала.
Дождь шумел, перечеркивая окружающий мир косыми прозрачными линиями и Инис поняла, что Тан смотрит вовсе не на дождь, а на неё. Это не пугало, только настораживало, как если бы он был из числа знакомых, которые часто рассматривали её лицо, не подвергшееся изменению, объясняя любопытство научным интересом. Но взгляд Тана был другим – нежным, что ли. По крайне мере, Инис раньше с такими не сталкивалась, поэтому терялась в догадках.
– Спасибо, что согласилась пойти со мной, - тихо сказал Тан. И стал ещё красивей, хотя куда уж больше?
На улице под дождём мок обреченный мир, поэтому вся эта красота казалась припорошенной пылью, как осадок, как грязь на старой картине.
И это был первый раз на Скайтайсере, когда Инис не просто разумом поняла, что вскоре произойдёт с планетой, а почувствовала сердцем. Почти вживую увидела, как предметы рассыпаются в прах. Огонь, алое пламя. Города и горы, моря и равнины сжимаются, оседают вниз и исчезают, оставляя после себя меньше, чем прах. Оставляя разве что память.
Инис закрыла глаза.
– Не грусти.
Тан, казалось, все понял. Инис повернулась – он улыбался.
– Мне жаль, что это произойдёт. Не могу не думать.
– Это неизбежно, зачем лишний раз переживать? Будет новое, Инис, слышишь? Даже я не грущу, а это мой мир, так зачем грустить тебе?
– Я же не специально, - почти возмутилась Инис.
– Почему-то Блок считает необходимым по сто раз на дню выражать нам соболезнования, как будто боятся в ином случае прослыть черствыми сухарями. Но я говорю тебе – не грусти, Инис, значит, грустить не нужно.
Инис внимательно посмотрела на него.
– Ты такой странный.
– Нет, не думаю.
– Надеюсь, я бы так же достойно смогла перенести горе, свалившееся на мою голову, как переносите вы, и придикаты, и хомирисы.
– Да, да, - он отмахнулся. – В моём случае стойкости никакой нет. Когда я узнал, что произойдёт, я рыдал. Веришь? Как девчонка.
– Ты?!
– Да, я. Сидел в студии и рыдал, смотря на павлиньи листья, которые дают тень моим окнам. – С удивительно открытой улыбкой признавался Тан. – Я обожаю эти листья, каждый из них уникальный, но все они сгорят без следа. Но моё горе прошло. Знаешь, что меня совсем примирило с изменениями?
– Что?
– Ты.
– Я?!
– Ты.
– Ты выдумываешь, - рассмеялась Инис. Звучало, надо признать, очень приятно и даже грусть улетучилась. – Тан, да ты романтик!
– А почему нет? Разве это плохо – быть романтиком? Видеть вокруг тонкие нити, которые придают существованию очарование? Ты очаровательна, Инис, разве об этом можно молчать?
Она вдруг замолчала, улыбка упорхнула, как пугливая бабочка. В его исполнении всё звучало слишком серьезно.
– Скажи-ка, Тан, а зачем ты меня сюда пригласил? Мы даже толком не познакомились, всего-то парой слов перекинулись, но ты почему-то решил оказать мне честь и показать самое дорогое. Самое личное. Почему?
– А что, просто так пригласить я тебя не мог?
– Думаю, нет. Любой человеческий поступок имеет предпосылки и объяснение. Ты же не цунами. Что тебе нужно? Скажи мне правду. Может, ты грустишь и это твой способ пережить трагедию? Ну, нестандартные поступки? Суетливые броски по сторонам в попытке хоть как-то уменьшить боль?
Насчет цунами, кстати, ещё тот вопрос. Движения у него такие бывают стремительные и одновременно плавные, будто он не настоящий, а хорошо нарисованный персонаж мультфильма – только они двигаются, словно плывут.