Красотка для маркиза
Шрифт:
– Мамочка всегда говорит, что ничто не может так выделять девушку на балу, как цвет ее платья, – согласилась Шарлотта. Она помолчала какое-то время, а затем добавила мечтательно:
– А интересно, капитану Перри нравится розовый цвет?
– Уверена, ты понравишься ему в розовом платье, – заверила ее Мелинда.
– Надеюсь, что так и будет, – с сомнением проговорила Шарлотта. – А лучше всего то, что ты, Мелинда, не собираешься быть на этом балу.
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – пригласила Мелинда.
Дверь открылась, и показалась
С трудом переводя дыхание, она сообщила:
– Сэр Гектор желает, чтобы мисс Мелинда сейчас же спустилась к нему в библиотеку.
Обе девушки в ужасе посмотрели друг на Друга.
– Что мне теперь делать? – воскликнула Мелинда. – Шарлотта! Ты ничего не говорила ему о моем Огоньке?
– Разумеется, нет, – ответила Шарлотта, – я только дразнила тебя.
– Тогда почему он захотел увидеть меня в это время дня? – взволновалась Мелинда. – Это на него не похоже.
Она скользнула взглядом по часам над камином и отметила, что они показывали шесть часов пополудни.
– Ну, мне лучше всего уйти и начать готовиться к приему, – сказала Шарлотта. – Потом поднимись и расскажи, что он хотел от тебя. Уверена, что это не имеет никакого отношения ко мне.
Мелинда ничего не ответила. Ее лицо побледнело от беспокойства, она поспешно оглядывала себя в зеркале, поправляя волосы и разглаживая строгий белый воротничок, который она подшивала к вырезу своего серого ситцевого платья. Старомодное платье было сшито из мрачного унылого ситца и не имело кринолина, который придавал платьям Шарлотты столь элегантную, пышную форму. И все-таки, несмотря на полную будничность и простоту одежды, Мелинда была полна изящества и очарования, когда почти бегом спускалась по лестнице, устланной полосатым ковром, и пересекала мраморный зал, направляясь в библиотеку.
Взявшись за ручку двери, она на мгновение замерла и глубоко вздохнула. После этого, вздернув подбородок, она сказала себе, что ни в коем случае не должна бояться.
– Вы посылали за мной, дядя Гектор?
Ее голос прозвучал совсем слабо, потерявшись в тяжеловесной помпезности огромной, с высокими потолками комнате – бархатные портьеры, огромные чиппендейловские книжные шкафы, мебель с кожаной обивкой.
Сэр Гектор Стейнион поднялся из-за стола, за которым он что-то писал, и встал перед камином. Он был рослым мужчиной, которому уже перевалило за пятьдесят. У него были темные нависшие брови и начинающие седеть волосы.
Когда он заговорил, его глубокий раскатистый бас, казалось, сотрясал хрустальные подвески люстры.
– Входи, Мелинда. Я хочу поговорить с тобой.
Мелинда прикрыла дверь, прошла по персидскому ковру и встала перед своим дядей, сцепив пальцы рук и глядя на него снизу вверх. Сэр Гектор пристально глядел на нее с почти непроницаемым выражением на лице.
– Сколько тебе лет, Мелинда? – спросил он.
– Восемнадцать… дядя Гектор.
– И ты прожила здесь уже около года.
– Д-да, дядя Гектор. После того как папа и мама… погибли,
– Иногда я сожалею об этом, – ответил сэр Гектор. – Мне не хотелось бы скрывать от тебя, Мелинда, за последний год у меня несколько раз возникало чувство, что я допустил ошибку. Ты не та девушка, которую я бы выбрал в качестве компаньонки для своей дочери.
– Мне… мне очень жаль, – ответила Мелинда, – потому что Шарлотта мне… очень нравится, и думаю… думаю, что Шарлотта тоже любит меня.
– Ты вбила ей в голову бредовые мысли, – обвиняюще пророкотал сэр Гектор. – Вчера, например, она мне нагрубила. Шарлотта никогда не поступила бы так год назад, и это твое влияние, Мелинда. В тебе слишком много горячности, слишком много дерзости.
– Я стараюсь… быть… быть скромной, – запиналась Мелинда, пытаясь отыскать слова, которые, по ее разумению, оказались бы верными.
– Но без особого успеха, – сурово оборвал ее сэр Гектор.
– Мне очень жаль, – продолжала Мелинда. – Я старалась угодить вам и тетушке Маргарет.
– Ты обязана была стараться! – раздраженно рычал сэр Гектор. – Осознаешь ли ты, что мой расточительный братец оставил тебя без единого гроша? Да, без единого гроша! Ведь продажа дома едва-едва покрыла его долги.
– Я знаю, – кротко ответила Мелинда.
Все это она уже неоднократно слышала, и всякий раз у нее возникало страстное желание высоко вскинуть голову и громко возразить дяде, заявить ему, что настанет время, и она так или иначе обязательно вернет им все, что они затратили на нее. Но Мелинда знала, что сейчас она беспомощна, знала, что пока может только шептать слова оправдания, как она и раньше только шептала в ответ, и это было ее благодарностью за те крохи, которые падали ей со стола богатых родственников.
– Но я обвиняю не только твоего отца, – продолжал сэр Гектор. – Твоя мать не оказывала на него никакого влияния, хотя должна была это делать. Ей выпало счастье быть внучкой герцога, но в жилах Мелчестеров течет дурная кровь, что всегда вело к чрезмерной необузданности, безудержному непослушанию! Они все нуждаются в узде, точно так же, как и ты, Мелинда.
– Да, дядя Гектор, – прошептала Мелинда.
Она мучительно думала, сколько еще будут продолжаться эти обвинительные речи. С тех пор как она поселилась в доме своего дяди, она уже многократно подвергалась подобного рода увещеваниям. Вначале по простоте душевной она думала, что к ней будут относиться как к равной.
Лишь после множества нотаций, выговоров и наказаний она осознала свое новое положение, поняла, что бедные родственники не имеют никаких привилегий, и прежде всего права иметь чувство собственного достоинства. Ей пришлось заставлять себя оставаться покорной, просить прощения за проступки, которые она не совершала, каяться за то, что имеет собственное мнение, и уж, конечно, за то, что когда-либо высказала это мнение вслух.
Теперь по привычке она невнятно бормотала:
– Мне очень жаль, дядя Гектор. Вы были так добры.