Красотка для мажора. Она будет моей
Шрифт:
А сейчас речь шла даже не об увлечении…
Но тут, не успел Сашка подойти ко мне, как кто-то обхватил рукой мою талию.
– Ларина, может, уже прекратим играть в эти игры?
– подняв глаза, я увидела губы Давида Третьякова, раздвинутые в его фирменной нагловато-обаятельной улыбке.
– Мы же оба знаем, что ты от меня без ума!
Такое заявление, еще сделанное хоть и шутливым, но безапелляционным тоном, на несколько секунд смешало мои мысли.
– Ну, да, - фыркнула, наконец, придя в себя.
– И это явно следует из того
– засмеялась я.
– Это ведь не я, а ты все это делаешь.
– А я и не скрываю, что без ума… если не от тебя, то от определенных частей твоего тела точно, - его ладонь переместилась на мою пятую точку.
– Прости, Третьяков, но ни одной из моих частей тебе и близко не светит, - я сбросила с себя его руку.
– Предлагаю тебе вернуться к тому табуну телок, которые, и правда, от тебя без ума. Ну, или, как вариант, к своей порнухе.
– Уверен, что еще как светит, - усмехнувшись, парень снова обхватил мою талию.
– Ладно тебе, Ларина, сходи со мной на свидание! Ресторан, цветы - все как договаривались. Тебе же нравится такое? Зайду за тобой сегодня в пять.
– Сегодня я занята. И разве я не говорила тебе, что никогда в жизни не пошла бы с тобой на свидание?
Остановившись со мной у подъезда, Давид обнял меня обеими руками. Находиться в его объятиях было до безумия приятно, как бы я ни пыталась это отрицать.
– Говорила. А я тебе не поверил, - наклонился к моему лицу.
– Я знаю, что с тобой происходит, Ника, - прошептал он, и в его голосе прозвучало настоящее волнение.
Сердце забилось с такой скоростью, словно вот-вот разорвется. Я посмотрела в его серо-зеленые глаза…
В моей душе снова всколыхнулось все то же искушение.
«Нет, дорогая моя, я в вас не влюблен — как и вы в меня, но если бы даже и был влюблен, то вы были бы последним человеком, которому я бы в этом признался», вспомнилась мне еще одна цитата из моей любимой книги.
Ретт Батлер долго, очень долго убеждал Скарлетт, что ничего, кроме простого желания к ней не испытывает. Просто потому что не мог признаться, что любит ее.
– Ты слишком самоуверен, Третьяков, - снова сказала, но каким-то приглушенным голосом, словно сомневаясь в своих словах.
Не слушая меня, он нагнулся к самой моей шее. Я ощутила на коже его горячее дыхание… Почувствовала, что не могу сдвинуться с места. Не могу ему сопротивляться… просто не могу. Не могу сказать «нет» самой себе, не могу выкинуть из сердца эту глупую надежду! Я все еще помнила вкус его губ. Их нежность, сладость. Помнила невыносимый жар, охвативший все мое тело, когда они прикоснулись ко мне…
Но тут, краем глаза я снова увидела Сашку - оказывается, он пошел к нашему дому следом за нами.
Сашка, мой друг. Мальчик, который никогда не издевался надо мной, даже в те времена, когда против меня были настроены все ребята в классе. Ребята, которых натравил на меня Давид Третьяков.
И вот теперь ему придется смотреть на то, как мы целуемся? И это при том, что завтра я обещала пойти с ним на свидание!
– Может, я и сходила бы куда-нибудь с тобой, Давид… не будь ты таким наглым, самовлюбленным, невыносимым хамлом, - сразу придя в себя, вывернулась из его рук.
Он попытался задержать меня, но у него этого не вышло - через пару мгновений я уже была у двери в подъезд. Обернувшись, увидела его самоуверенную улыбку… и недобрый блеск в зеленых глазах.
– Зайду за тобой в пять!
– Меня не будет дома!
Как я вообще до этого дошла? Парень прямым текстом говорит, что без ума не от меня, а от определенных частей моего тела, нахально лапает меня, а я… я позволяю ему это? Мечтаю о поцелуе?
Прямо как Василина Румянцева в мой первый день в этой школе. Стоило Давиду пальчиком ее поманить, как она сразу забыла, что до этого он ее прилюдно чуть ли не обзывал.
Выходит, у меня, как и у нее, совсем нет гордости?
Или, скорее, силы воли…
Не могу сказать «нет» своим желаниям и чувствам, как бы ни пыталась это сделать.
* * *
Восемь лет назад
– Вера, хватит дома сидеть, иди на улицу!
– отобрав у меня книжку, мама положила ее на журнальный столик.
Мне совсем не хотелось идти гулять. Что я буду делать на площадке? Когда остальные дети из моего класса будут играть в прятки и салочки, в карты, в тысячу других веселых совместных игр… что в этот момент буду делать я? Сидеть в углу, надеясь, что никто из них меня не заметит? В моем животе забурлила привычная смесь страха и стыда.
– Не хочу. Никто из ребят не будет со мной играть.
Даже Сашка, с которым я общаюсь в школе, и тот не будет. Во дворе у него своя компания, мальчишеская, в которой мне нет места.
– А я тебя спрашивала, хочешь ты или не хочешь? Подыши свежим воздухом! Лето на дворе, а ты бледная, как сметана.
– Они будут надо мной смеяться, - прошептала чуть слышно, поправив очки на носу.
У меня были большие светло-карие глаза, как у моей красавицы-мамы, которые за этими стеклами выглядели по-поросячьи маленькими. Такие же, как у нее, густые блестящие волосы, которые она упрямо собирает мне в два ужасных хвоста. Большие щеки, двойной подбородок. Уродливое расплывшееся тело…
Я и сама не стала бы с собой играть. Потому что на меня даже смотреть невозможно.
Я страшилище.
– Ну, так просто погуляй, не подходи к ним! Сделай гимнастику, походи туда-сюда. Это полезно, и для фигуры тоже.
Тяжко вздохнув, я поплелась в свою комнату. Открыла шкаф, переоделась в одно из платьев, розовое, с бантиком на том месте, где должна была находиться талия. Оно было бы симпатичным, если бы было нормального размера. А так, оно еще больше подчеркивало мое сходство с поросенком. С гигантским розовым поросенком.