Краткая история белковых тел.
Шрифт:
Беру автомат, поднимаюсь с травы и собираюсь прямиком к деревьям, где у нас из двух широких досок сооружен импровизированный стол. Оксана уже подъехала и ставит на доски бидоны. Она в джинсах и короткой майке, и я замечаю, что её майка прилипла к спине, насквозь проступили пятна пота. Краем глаза вижу, что дядька Никита лениво поводит взглядом, не останавливаясь на фигуре девушки. Его больше интересует стол, который постепенно заставляется посудой, и я философски думаю, что старость -- это не ограничение возможностей, старость - это угасание желаний.
Оксана
– Ты, как там тебя?
– осведомляется он.
Я вспоминаю свой позывной, который выбрал в Донецке, и которым еще ни разу не воспользовался.
– Север.
– Ага! Ты вот шо, давай-ка, брат, здесь поштой, покарауль, шоб военные не ровен час не шунулись.
Дядька Никита говорит на том самом суржике - смеси русского и украинских языков, на котором говорит почти вся Украина. Сам украинец, он не называет противников украми или укропами, а обозначает нейтрально: "Военные".
– Айда рубать!
– предлагает между тем Петро, и они отправляются к Оксане.
Я кладу автомат в щель между плотных мешков, образующую мини-амбразуру и надеваю камуфляжную кепку, стараясь, чтобы тень максимально закрыла лицо. Замечаю, что рядом валяется черная маска-балаклава, и с ужасом представляю, как надел бы её на этом солнцепеке. Все равно, что лицо опустить в кипяток. Когда мне её давали в Донецке, то предупредили, чтобы надевал всегда и везде - так безопаснее. Но мне не от кого скрываться, я ведь не лидер непризнанной республики, я простой боец.
Сзади раздаются звуки алюминиевой посуды, ложки стучат о тарелки. Я не оглядываюсь, знаю, что услужливая Оксана сразу предложит налить борщ - она может принести тарелку прямо сюда, поставить на мешки. Но опять вызовет ревнивый взгляд Петра, а мне это не нужно.
У меня на плече висит рация для связи со штабом. Штаб - это громко сказано - небольшая хата в Засечном, где находятся пару человек ополченцев. Они напрямую связаны с другим штабом, наверное, в Донецке. Периодически я с ними коммуницирую, сообщаю обстановку.
– Север докладывает Тарану, - говорю я, - у нас нормально, движения нет.
– Понял!
– подтверждает Таран грубым голосом певца Шуфутинского.
Таран - один из сельских мужиков, любит копировать известных певцов российской и украинской эстрады. Его диапазон широк: от Верки Сердючки до Кобзона. Единственный, кто оказался не подвластен таланту Тарана - это любимец китайских тинэйджеров Витас, поющий фальцетом.
Сегодня, действительно, тихо. Дорога пуста и даже пыль лениво лежит по обочинам, в надежде переждать жару. Никто её не тревожит - ни залетный ветер, ни случайная машина своими колесами. Пожелтевшая трава вдоль асфальтовой полосы тоже стоит не шелохнувшись. Двигаться не хочется никому.
Я чувствую, как струйки пота стекают по спине, вытираю влагу с лица. Со стороны нашей походной кухни доносятся аппетитные запахи борща и тушенки, они угнетающе действующие на мой желудок. Внутри урчит. Пора бы и мне пообедать, тем более, что за спиной стихло звяканье ложек.
Поворачиваюсь лицом к нашей столовой. Вся троица уже насытилась и лежит в тени деревьев в послеобеденной истоме.
– Дядька Никита, пусть меня сменят!
– кричу я.
Дядька Никита медленно отрывает голову от травы, осоловело смотрит в мою сторону, словно впервые видит.
– Микола, - произносит он, помедлив, - поди, поменяй штудента.
Не знаю почему, но дядька Никита зовет меня студентом, а не "Севером". Может ему так нравиться? Но я не перечу. Младший Безручко безропотно встает, набрасывает на плечо ремень автомат и топает ко мне, опустив оружие стволом вниз.
Повторяю те же манипуляции с едой, что и мои боевые соратники, то есть беру борщ, налитый в алюминиевую миску, методично жую, не отвлекаюсь на Оксану. Девушка присела рядом и терпеливо ждет, пока я расправлюсь с первым блюдом. Она посматривает на меня, не решаясь что-то спросить, а я не хочу затевать пустой разговор.
– Оксан, ты когда назад поедешь, держись ближе огородов, а то снайпера могут стрелять, - проявляет заботливость Петр, хотя снайперов у нас пока не наблюдалось.
– Хорошо!
– с легкостью соглашается Оксана и продолжает смотреть на меня.
Я доедаю борщ, принимаюсь за картошку с тушенкой.
– Как там вообще, в селе?
– продолжает разговор Петр, ему явно не нравится наше соседство.
– Тихо. Бабка Нюрка позвала соседа резать Борьку - это поросенок, - пояснила она специально для меня, - говорит, все равно утикать придётся в Россию. У неё знакомые есть в Ростовской области.
Заметив, что я доел, Оксана участливо спрашивает:
– Данила, еще ложить?
– Не, спасибо!
Я встаю и, сопровождаемый разочарованным взглядом девушки, иду к Петру с дядькой Никитой, ложусь рядом на траву. Я не гляжу на Оксану, слышу только, как она звякает посудой, собирая её в небольшую корзинку.
– Ты надолго к нам?
– в дежурном вопросе ко мне старшего Безручко слышится скрытая заинтересованность. Ему хочется, чтобы я отсюда свалил как можно быстрее и не мешал ухаживать за Оксаной.
– А что?
– отвечаю я вопросом на вопрос, чтобы позлить.
– У нас здесь мужиков хватает, а в соседнем селе мало осталось - одни бабы и девки. Попросись туда на блокпост.
– Зачем это?
– Та ты ж герой, приехал помогать. Какая нахрен тебе разница, где торчать на блокпосте: здесь, чи там?
Оксана между тем собралась, села на велосипед, и закрутив педали, резво помчалась по дороге, чтобы в случае чего не попасть под обстрел. Приподнявшись на локте, Петр провожает её долгим взглядом. Не знаю почему, но сегодня мне хотелось его позлить. Может от скуки? Он ведь хороший парень.