Краткая история белковых тел.
Шрифт:
Я приседаю на всякий случай - вдруг внутри прячутся, и на полусогнутых приближаюсь к танку, медленно обхожу его. Вокруг никого, никаких признаков пребывания людей - ни живых, ни мертвых. Если кто-то и погиб, то могил поблизости, в пожухлой траве не видно, тела могли увезти с собой.
Перевожу дух, напряжение понемногу отпускает.
Итак, передо мной застывшая громада танка с задранным стволом, острыми ребрами граней защиты и открытыми люками на башне. Он похож на инопланетное существо, чутко прислушивающееся к голосу Вселенной. Кажется, что сейчас танк поймает
Осторожно взбираюсь наверх. Моя мягкая бесшумная обувь почти не слышна. В тяжелых берцах, как у Коли Безручко, я сейчас бы походил на табун бегущих лошадей, звонко цокающих копытами.
Заглядываю через люк башни вниз, предварительно засунув ствол автомата в темнеющее отверстие и чутко прислушиваюсь, готовый отпрянуть в любую минуту, едва услышу чужое шевеление. Но, судя по всему, внутри никого и уже давно, поскольку пыль засыпала серой пеленой железные внутренности. Мне хочется подурачиться, громко крикнуть: "Чисто!", как кричат вслух американские полицейские, обшаривающие дом преступника, постучать прикладом по корпусу железного монстра и услышать тяжелый звон изнутри. Но сдерживаюсь и слегка критикую себя: "Меньше смотри чужих фильмов - целей будешь!"
Из танка тянет металлом, легким запахом гари, еще чем-то не особо приятным. У меня нет с собой фонарика, и потому толком не рассмотреть, что там внутри. Придется залезать, вдруг укры оставили что-то полезное, но лезть надо осторожно - сюрпризы не исключаются. Вообще сюрпризы дело хорошее, когда знаешь, что они собой представляют. Но я их не очень-то любил и в мирное время, а сейчас, на войне тем более. Особенно, если они могут быть связаны с минами-ловушками.
Опускаю ноги в люк, проталкиваю внутрь своё тело.
Духота от нагретого металла окатывает теплой волной, и я чувствую себя мокрым с ног до головы, словно одетым зашел в горячую сауну. В танке тихо, но не так темно, как казалось, когда я был снаружи. Полумрак позволяет рассмотреть детали.
Я вижу желтые снаряды, лежащие вповалку, грязную танкистскую куртку, окровавленные бинты с побуревшими пятнами крови. На полу валяется порванная в мелкие клочья оперативная карта. Как они уцелели в огне пожара мне непонятно. А может здесь укрывался кто-то совсем недавно?
Внимательный осмотр показал мне, что материала, брезента или длинного полога, подходящего для моей задумки, здесь нет. Со лба падают крупные капли пота - несколько упало на порванную карту.
Запах гари внутри оказывается сильнее, чем возле танка, и толком за прошедшее время не выветрился; он висит колом в воздухе, намертво приварившись к башне, сбивает дыхание, дурманит. У меня возникает смешная мысль, что я мог бы здесь задержаться и как школьник с пакетом на голове, вдыхающий клей "Момент", посидеть в тишине, покумарить, расслабиться...
Что ж, осмотр закончен, разведка результатов не дала. Пора возвращаться.
Вдалеке что-то громыхает, и я с надеждой думаю, что наконец-то это гром, что скоро будет дождь, который смочит умирающие от жары поля, наши нагревшиеся мешки на блокпосту, деревья, под которыми лежит беззубый дядька Никита, броню этого танка. Я и сам не прочь бы намокнуть, с удовольствием подставить струям освежающей влаги свой торс, ради такого дела даже стянул бы с себя пропотевшую майку.
Еще раз, оглядев напоследок внутренности металлического зверя и не найдя ничего ценного, беру автомат, вылезаю наружу. К моему удивлению дождь не пошел, как я ожидал, наоборот, посветлело. Тучи стремительно летели стороной, не останавливаясь, не заслоняя небо, словно были испуганы войной, случившейся на этом маленьком клочке украинской земли.
Дорога обратно кажется не такой уж и длинной. По моим расчетам, скоро должна приехать Оксана с обедом, и я снова предаюсь приятным воспоминаниям о прошедшей ночи. В то же время меня занимают мысли, как она будет вести себя, особенно в присутствии Петра. Засмущается или как ни в чём не бывало?
Иду довольно быстро, зримо приближаясь к нашему мешочному блокпосту издалека кажущемуся насыпной горкой. К моему удивлению, никакого присутствия людей я не обнаруживаю. Обычно над мешками торчат головы, стволы автоматов, а тут ничего. Странно! А еще странно то, что рядом с крайним мешком на земле валяется наш флажок Донецкой республики. Может ветром сдуло?
Подойдя вплотную к бетонным блокам, я весело кричу:
– А ну, подъем! Застава в ружье!
Мне никто не отвечает. Со смешанным чувством возрастающей настороженности и досады, что никто не отреагировал на мою шутку должным образом, обхожу стороной блокпост. И впрямь никого. Но вот что непонятно, недалеко от поста, ближе к деревьям, там, где валяются разбросанные мешки по земле, я вижу ямку похожую на воронку от гранаты.
Ни дядьки Никиты, ни братьев Безручко нет на месте. И никаких следов от них, будто все трое испарились, попав под жгучие солнечные лучи. "Испарились как вода", - машинально замечаю я.
На какое-то мгновение мне кажется, что было бы лучше, если под одним из деревьев я увидел бы мертвого человека - Петра или Никиту, или младшего Безручко, хотя бы кого-то из них. И это странно. Разве смерть этих людей сможет меня успокоить? Как будто смерть несет спокойствие.
Но отсутствие ополченцев выглядит еще хуже. Словно их захватила внеземная цивилизация, какие-нибудь собратья той железной машины, чрево которой я только что посетил, и утащили за собой в черную дыру неизвестности.
Я хмурюсь. Неизвестность - пугающее слово, особенно на войне.
Оглядываюсь вокруг, внимательно рассматривая сельские дали, но никого не вижу. Вдалеке, в сторону села тянутся деревья мелкими рощицами. Они растут негусто и сквозь их тонкие стволы виднеются поля, засаженные подсолнечником. По сторонам от блокпоста едва скошенная пожухлая трава, доходящая мне почти до колен. В ней бы я тоже увидел врагов, если бы кто-то прятался. "Куда же они все делись?
– думаю в легкой панике, - может на село напали с другой стороны и выбили ополченцев?"