Краткая история белковых тел.
Шрифт:
Вот такие открытия, которые я вряд ли сделал бы их в своем родном городе, общаясь с коллегами по банку, с Лизой, с Кравчуком.
Стихия войны, опасность, отрезвляюще бьют по мозгам.
15.
Пока я сидел в Засечном, Донецк из тихого, зеленого и мирного города превратился в город-крепость. Он подвергался ежедневным обстрелам, внутри работали диверсионные группы, заканчивалась вода и еда. А еще медикаменты. Короче, нормальный фронтовой город.
Новый блокпост, куда я попал
Блокпост здесь не такой беспонтовый и бутафорский как у Засечного - никаких мешков с песком и старых автомобильных шин. У дороги положено несколько бетонных блоков, между которыми устроены удобные бойницы; неподалеку вырыты глубокие окопы, чтобы можно было укрыться во время обстрелов танками или другой артиллерией. В общем, на первый взгляд, всё достаточно солидно и надежно. Ну, а второй взгляд бросит тот, кто выживет.
Иногда наблюдаю, как мимо блокпоста два дедка катят на тележках пластиковые бутыли с водой. Позади них ковыляет бабка, пытаясь не отставать, но бабка грузная, тяжелая и она, конечно, отстает. Эта старушка напоминает мне таких же её сверстниц, сидящих возле домов на лавочках, мирно судачащих о соседях. Только они сидят далеко, в моем городе, где нет войны, и я думаю, что такую заварушку, если она уж случилась, лучше всего переносить молодым. Старикам сложно, у них меньше шансов спастись.
– Север, эй, Север!
– здесь ко мне обращаются по позывному.
Я оборачиваюсь. Рядом останавливается мой нынешний начальник, командир блокпоста. Зовут его Гранит, и ни в какое сравнение с дядькой Никитой он не идет. Он значительно выше старого ополченца, моложе и крепче. Поговаривали, что раньше Гранит служил в донецком "Беркуте", а потом перешел на сторону ополчения.
– Поступила команда, - сообщает Гранит, устало повесив руки на автомат, покоящийся на его широкой груди, - отправишься в сводный отряд по ликвидации диверсионных групп. От каждого блокпоста выделяются люди. Ты пойдешь от нашего.
– И предупреждая возможные возражения с моей стороны, он добавляет: - Извини, брат, мы тут давно уже, все свои, а ты приблудный!
Гранит дружески хлопает меня тяжелой рукой по плечу, давая понять, что разговор закончен. В принципе, я и не пытаюсь возражать, но мне неприятно, почему я вдруг превратился из российского добровольца в приблудного субъекта. С неприязнью смотрю на лицо Гранита - волевое, твердое, со щетинкой усов как у легендарного Стрелкова.
– Хорошо! Куда идти, где сбор?
Гранит называет место в центре города - там находится один из штабов Донецкого ополчения.
"Отряд, так отряд, - размышляю я, пытаясь отыскать средство передвижения, - какая мне разница? Защищать Донецк можно и так". Диверсанты, разведывательно-диверсионные группы тоже опасны и приносят много бед, как и артиллерия укров.
Иду по дороге вдоль брошенных домов.
Никто мимо меня не ездит, попутки не предвидится, и я с тайной досадой представляю, что по жаре придется топать до центра города, возможно, пару часов с учетом обстрелов. Обочины дороги и асфальт в некоторых местах зияют черными дырами от снарядов, комья земли разбросаны далеко повсюду. Попадаются разбитые и сгоревшие легковые машины разных марок, по большей части "жигули". Наверное, это место обстреливали "Градами".
За одним из домов, через огромную дыру, зияющую в добротном деревянном заборе, замечаю что-то голубое, краешек чего-то, едва видимого с дороги. Прохожу сквозь развороченный забор, окружавший пустой дом, обхожу деревянное строение с тыльной стороны и обнаруживаю подростковый велосипед. При осмотре всё указывает на то, что велосипед исправен. Кручу рукой переднее колесо, потом заднее. Колеса легко вращаются, не издают ни скрипа, ни вибрации, только легкий шелест.
Остается одна проблема - подогнать детский велик под мой рост. И вот я закидываю автомат за спину, зажимаю рулевое колесо коленками и изо всех сил тяну руль вверх, поворачивая его вправо-влево. Железо с трудом, но подается, медленно выпуская хромированный стержень из своего чрева. Ту же самую операцию проделываю с сиденьем. Ну всё! Пора в дорогу!
Мне хочется сказать спасибо моим невольным помощникам - хозяевам этого брошенного дома или их детям, но за неимением упомянутых я ограничиваюсь коротким кивком головы в сторону дома.
На улице тихо, безлюдно. Отдаленно бухают минометы, самоходные установки украинских военных стреляют со стороны аэропорта. За несколько дней, проведенных в городе, я уже привык к этим звукам, как к обычному городскому фону, вроде грохота трамваев, сигналам машин, людскому шуму. К тому же по звукам начинаю отличать орудия, как заправский фронтовик - это лупит самоходка "Нона", это шмаляет танк Т-64, а это гвоздит миномет "Тюльпан".
На одном из перекрестков наталкиваюсь на сгоревший и покореженный от прямого попадания микроавтобус. Я хочу его объехать, отправиться дальше, но на обочине замечаю окровавленную камуфляжную куртку, сломанный автомат без приклада, валяющийся рядом бронежилет со следами осколков. Трупов или раненых поблизости нет, наверное, увезли.
На полном ходу притормаживаю - бронежилет, хоть и поврежденный мог бы пригодиться. Натягиваю его на себя и чувствую неуютно, словно на грудь положили тяжелый камень, а сам я превратился в неуклюжего рыцаря в доспехах. Подростковый велосипед вслед за мной тоже чувствует неудобство. Он скрипит, шины вдавливаются в асфальт, того и гляди лопнут от возмущения. Но, как и я, велосипед справляется с этим испытанием.
С другой стороны - с бронежилетом спокойнее.
16.
Через полчаса оказываюсь в точке сбора.
Перед штабом уже толпятся ополченцы. Человек двадцать. Высокий, стройный парень в камуфляже, без оружия, громким голосом оглашает списки людей, вызывая ополченцев не по фамилиям, а по позывным.
– Беда, Гром, Кречет, - зачитывает он, - идёте во вторую группу!
Тех, кого назвали, отделяются от общей массы и отходят в сторону. Замечаю, что там уже стоит несколько сформированных патрулей.
– Косарь, Медведь, Красный, - продолжает читку человек и еще несколько ополченцев пополняют ряды патрулей.