Краткая история быта и частной жизни
Шрифт:
Он был масштабным художником и проектировал не сады, а целые ландшафты. Ознакомившись с поместьем, где ему предстояло работать, он обычно говорил, что «видит тут большие возможности», отсюда и пошло его прозвище [72] . Традиционно Брауна изображают обычным ремесленником, случайным реформатором, который не делал почти ничего, разве только сажал деревья красивыми кущами. На самом же деле еще никто не перелопачивал столько земли и не действовал с таким размахом. Чтобы создать «Греческую долину» в поместье Стоу, его рабочие вывезли на тачках 23 500 кубических ярдов земли и камней.
72
Игра
В Хевенингеме, графство Суффолк, Браун поднял на двадцать футов большую лужайку. Он играючи пересаживал взрослые деревья и также играючи перемещал целые деревни. Чтобы облегчить задачу, Ланселот Браун изобрел машину, которая могла поднять дерево на целых тридцать шесть футов, при этом не повредив его, — настоящее чудо!
Он посадил десятки тысяч деревьев — только в одном Лонглите их было 91 000. Он проектировал озера, которые отнимали сотни акров плодородных фермерских земель (обстоятельство, которое почти наверняка приводило его клиентов в замешательство). В Бленэме красивый мост пересекал жалкий ручеек; Браун создал по обеим сторонам от него озера — и пейзаж преобразился.
Он пытался представить себе, как бы выглядели его ландшафты через сто лет. Задолго до того, как это стало общепринятым, он использовал почти исключительно местные деревья. Подобные штрихи придавали садам Брауна необычайно естественный вид, хотя на самом деле были детально спроектированы едва ли до последней коровьей лепешки.
Он был скорее инженер и ландшафтный архитектор, чем садовник, и обладал особенным даром «обмана зрения»: устраивал, к примеру, два озера на разных уровнях, которые выглядели как одно большое. Ландшафты Брауна были, так сказать, «более английскими», чем сама сельская Англия, в которой он их создавал; он проектировал свои сады с таким размахом, что нам теперь трудно представить, каким это было новшеством по тем временам.
Браун называл свою работу «созданием местности». Многие пейзажи сельской Англии, может быть, и выглядят так, будто они были такими испокон века, однако на самом деле они в основном созданы в восемнадцатом столетии, и здесь огромная заслуга Ланселота Брауна. Если его и можно назвать ремесленником, то Ремесленником с большой буквы.
Браун работал «под ключ», брал на себя весь комплекс работ — от проекта сада до посадки растений и последующего ухода за ними. Работая усердно и быстро, он управлялся со множеством заданий одновременно. Говорили, что ему хватает часовой беглой экскурсии по поместью, чтобы придумать всеобъемлющую схему усовершенствований. Самым привлекательным в методе Брауна были его дешевизна и предусмотрительность. Стриженые газоны с цветниками, фигурно обрезанные деревья и мили низких изгородей требовали постоянного ухода. Ландшафтные сады Брауна в общем и целом существовали сами по себе.
К тому же он был чрезвычайно практичным. Там, где другие строили храмы, пагоды и склепы, Браун возводил павильоны, которые выглядели как изысканные беседки, а на самом деле представляли собой молочные фермы, псарни или дома для рабочих. Проведя юные годы на ферме, он понимал нужды сельского хозяйства и часто предлагал такие изменения, которые повышали его эффективность.
Может, Браун и не был великим архитектором, зато его работы отличаются большой инженерной изощренностью. Прежде всего это касается дренажа, с которым он управлялся лучше, чем какой бы то ни было другой современный ему зодчий, благодаря своему опыту в ландшафтном дизайне. Он был специалистом по грунтоведению задолго до того, как появилась такая дисциплина. Под его безупречными ландшафтами порой скрывались сложные дренажные системы, которые превращали болото в луг и не давали ему снова заболотиться в течение целых 250 лет.
Однажды Брауну предложили тысячу фунтов стерлингов за то, чтобы он спроектировал поместье в Ирландии, но он отказался, заявив, что «еще не все сделал для Англии». За тридцать лет работы независимым архитектором он выполнил 170 заказов, преобразовав таким образом множество британских поместий. Кроме того, на этом деле Браун разбогател. В течение десяти лет такого труда он зарабатывал по 15 000 фунтов в год и вошел в верхний эшелон только зародившегося среднего класса.
Его достижения восхищали отнюдь не всех. Поэт Ричард Оуэн Кембридж однажды заявил Брауну:
— Я искренне хотел бы умереть раньше вас, мистер Браун.
— Почему же? — удивленно спросил архитектор.
— Потому что мне хочется повидать небеса до того, как вы их усовершенствуете, — сухо ответил Кембридж.
Пейзажист Джон Констебл тоже не выносил работ Брауна: «Это некрасиво, потому что неестественно», — говорил он.
Но самым ярым врагом Брауна был архитектор Уильям Чемберс. Он считал, что ландшафты Брауна лишены фантазии, и говорил, что они «мало отличаются от обычных полей». Сам Чемберс считал, что лучшее средство улучшения ландшафта — это строительство в нем как можно более броских зданий. Именно он спроектировал Пагоду, Альгамбру и другие яркие сооружения в Кью.
Чемберс считал Брауна неотесанной деревенщиной, потому что его речь и манеры были лишены изысканности, но клиенты любили Брауна. Один из них, лорд Эксетер, даже повесил у себя дома портрет Брауна, чтобы иметь возможность смотреть на него каждый день.
Кроме того, похоже, Браун был очень милым, хорошим человеком. В одном из немногих сохранившихся писем он пишет своей жене, что, разлученный с ней делами, он провел день в воображаемой беседе с ней; «и все бы ничего, вот только жаль, что тебя не было рядом. Твое общество всегда наполняет меня самым искренним восторгом, моя дорогая Бидди. Твой любящий муж». Неплохо для неотесанной деревенщины!
Браун умер в 1783 году в возрасте шестидесяти шести лет и был оплакан многими.
Умелый Браун отвергал цветы и декоративный кустарник, но другие знатоки природы находили все новые и новые их образцы. Период, который начинается за пятьдесят лет до смерти Брауна и заканчивается через пятьдесят лет после нее, был периодом беспрецедентных открытий в мире ботаники. Охота за растениями была стимулом для развития как науки, так и коммерции.
Зачинателем этого движения можно по праву назвать Джозефа Бэнкса, блестящего ботаника, сопровождавшего капитана Джеймса Кука в его вояже к южным морям с 1768 по 1771 год. Бэнкс заполнил трюмы маленького корабля Кука образцами растений — всего их было 30 000, включая 1400 ранее нигде не упоминавшихся. Это примерно на четверть увеличило количество известных человечеству растений.
Бэнкс наверняка нашел бы еще больше во время второго вояжа Кука, но, к сожалению, был слишком капризным. Во второе плавание он пожелал взять с собой семнадцать слуг, включая двух горнистов, чтобы те развлекали его вечерами. Кук вежливо отказал, и Бэнкс не поехал с ним. Вместо этого он снарядил за свой счет экспедицию в Исландию, однако сделал остановку в заливе Скейл на Оркнейских островах и занялся раскопками. Но Бэнкс не обратил внимание на поросший травой холм, скрывавший городище Скара-Брей, и упустил шанс добавить к своим многочисленным достижениям еще и одно из самых важных археологических открытий Европы.