Краткая история тьмы
Шрифт:
– Отвали, – повторил Зимин. – О, Евсеев, отвали-отвали.
Но Евсеев не думал отваливать, он продолжал бубнить в телефон, сообщать, что он уже все подготовил и завтра в шесть утра они выходят в рейд…
Зимин подумал, что неплохо бы сейчас вызвать молнию. Чтобы она ударила в Евсеева и расплавила бы ему телефон. А заодно и мозги. Хотя они у него, похоже, и так расплавлены в хлам, нет, он не в лицее работает, он наверняка бухгалтер. Или системный администратор.
– Тут у нас гроза, – неожиданно нашелся Зимин. – Боюсь,
Зимин отключился. И тут же на улице сверкнуло, и гром грохотнул, и обои колыхнулись, как живые. И как живые же зашуршали. Неприятно так, булькнул про грозу – и вот гроза.
– Можно вас?
К нему подбежала другая продавщица, драпировка-гёрл, взволнованная и румяная. Зимин испугался, что она его узнала. На прошлой неделе он взял и сгоряча дал интервью на местном канале, после чего его два раза узнавали, один раз в магазине, другой на автомойке.
– Там у нас проблемы, – сообщила девушка.
Зимин сощурился на подбежавшей работнице и обнаружил, что это «Королёва Елена, ст. менеджер».
– Ну, и чего там? – осторожно и недовольно спросил он.
Вообще Зимин побаивался менеджеров. Особенно ст. При виде бейджа «ст. менеджер» он почему-то всегда вспоминал инквизицию. У них, наверное, тоже все было весьма разумно устроено. Инквизитор, ст. инквизитор, младший пом. расчленителя, засл. истязатель, обер-потрошитель, четкая иерархия, каждый мерчендайзер знает свой маневр, регулярно перечитывает «Молот Ведьм», и вообще, всегда готов немного потерзать перед сном. Чтобы не утрачивать мастерства.
Королёва Елена была явно из инквизиторской породы, и автограф она взять явно не планировала.
– Что вам угодно? – спросил Зимин уже с некоторым пренебрежением, чтобы нагляднее обозначить статусы.
– Там девушка в куртке… – Королёва кивнула в сторону кассы. – Она недовольна…
Она всегда недовольна, хотел сказать Зимин, но удержался. Не стоит умножать напряжение.
– И чем же она недовольна?
Королёва немного подумала и ответила:
– Всем.
– Я так почему-то и думал. Знаете, Королёва, эта девушка не склонна к компромиссам. Непоколебимость, помноженная на перфекционизм, – и вот результат. Я мечтал о такой с детства. Куда?
– Сюда, пожалуйста.
Зимин вздохнул и поплелся за ст. менеджером Королёвой. Снова шкандаль. Очередной. Он уже привык к скандалам и не очень расстроился, ну, еще один скандал, ну и что? Правда, что-то пошли косяком…
Но и погода ведь тоже скверная.
Вопли. Услышал издалека. Крики. Стук. Стук ему не очень понравился. Сразу представилось почему-то, что стучат по голове. Чем-то твердо-мягким. Например, рулоном обоев. Рулоном по менеджеру. Кстати, если усердствовать, то можно, наверное, оставить синяков.
Душно. Зимин почувствовал, как здесь душно, в обоях. В обойной могиле нет мочи дышать…
Так, кстати, оно и оказалось, она стучала обоями. Продавцы терпеливо ждали вокруг, а возле прилавка действительно разворачивался скандал. Настоящий, хороший такой скандал, со вкусом, с чувством, это как-то даже порадовало. Вчера, например, скандал получился вялый, без огонька, без вдохновенья. А сегодня наоборот, даже вон колотят чем-то.
Работники магазина, впрочем, охрану звать не спешили, стояли, по-японски улыбались.
Терпеливые тоже.
Это из-за куртки, подумал Зимин. Она начала скандалить, позвали ст. инквизитора Королёву, и та увидела куртку. Кожа питона, серебряные пуговицы, ручная работа, стоит примерно столько, сколько Королёва зарабатывает в год. А еще серьги, серьги тоже хороши, с настоящими бриллиантами.
И Королёва все поняла, кого попало в ст. инквизиторы не берут.
– Ваша спутница… – указала ст. инквизитор, – ваша спутница… Она…
– Буянит-с, – закончил Зимин.
– И буяню!
Все понятно, она в плохом настроении. Как всегда в последнее время.
– Оборзели! Не, Зима, ты видел, как оборзели! Я беру торшер, восемнадцать тысяч за торшер – и он у меня не светит! Я его еще чинить должна, да? А это? Я покупаю обои, мне нужно восемь рулонов, я плачу деньги, а потом оказывается, что таких обоев всего шесть! И они предлагают мне вместо них китайские!
– Брось, – попытался успокоить Зимин. – Давай возьмем китайские.
Так, на всякий случай сказал, знал, что все равно не успокоится. И на китайские не согласится ни за что.
– Я не хочу китайские! Не хочу!
Она топнула ногой. Пуговицы из потемневшего серебра брякнули.
– Мне эти понравились! Вот эти!
Она ткнула пальцем в образец и продырявила его и сразу же сказала задумчиво:
– Ну вот, и обуратинились, однако…
Зимин усмехнулся. Хорошо сказано, как всегда. Зимину всегда это в ней нравилось, язык – как бритва, из-за этого и познакомились.
– Буратина в сердце моем, – сказала она, положила обои, после чего успокоилась. – Вот так всегда, захочешь поклеить обои, так сразу какая-то мистика прет… А?
– Конечно, – сказал Зимин и направился к выходу. – Я там подожду, на стоянке.
Он вышел из обойного салона и стал спускаться на стоянку. В лифте не поехал, попер по лестнице. В последнее время он никогда вниз на лифте не ездил, любил пройтись. Шагал по ступеням, пребывая в печали, раздумывая – заставят ли теперь покупать проткнутый рулон обоев или предпочтут не связываться?
На третьем уровне на стене было написано «Царяпкина, я тебя люблю». Зимин остановился. Царяпкина ему понравилась, и он записал фамилию в смартфон, в коллекцию. Царяпкина, конечно, была хороша, есть в ней что-то поэтическое, наверняка эта Царяпкина сочиняет белые стихи про мумитроллей, жили-были муммитролли, а потом сгорели в поле. А еще Царяпкина аквариумистка. Разводит черепашек и бойцовых тайваньских рыбок-петушков.