Краткий курс истории ВОВ. Наступление маршала Шапошникова
Шрифт:
Введение
Если бы немецкие генералы знали, что за части шли по Красной площади 7 ноября 1941 г., то их ужасу и досаде за не принятые верховным командованием меры не было бы предела. По брусчатке в парадных колоннах шагали бойцы и командиры 332–й Ивановской стрелковой дивизии им. М. В. Фрунзе. Они символизировали вершину айсберга, о который подобно «Титанику» разбился немецкий «блицкриг». Дивизия была одной из многих других дивизий и бригад, формировавшихся, проходивших интенсивное обучение от Москвы до Урала и Сибири осенью 1941 г. Менее чем через два месяца после того знаменитого парада по всему фронту от Ладоги до Черного моря началось крупномасштабное советское зимнее наступление, организованное с помощью этих соединений. Шагавшая по Красной площади 332–я стрелковая дивизия полковника С. А. Князькова вступила в бой даже не на подступах к Москве. Она совершила 400–километровый марш к Осташкову и приняла участие в самом успешном наступлении зимы 1941/42 г., Торопецко–Холмской операции.
Авторство плана наступления, предпосылки к которому были созданы еще в период, когда судьба столицы висела на волоске, несомненно, принадлежит маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову. Борису Михайловичу Шапошникову довелось возглавлять Генеральный штаб Красной Армии в наиболее тяжелый, переломный период войны, с 20 июля 1941 г. по 11 мая 1942 г. Маршал Шапошников был осколком Российской империи, поднявшимся на вершины военной иерархии армии появившегося в результате событий 1917 г. государства. Полковник Генерального штаба (то есть офицер, закончивший Академию Генерального штаба), он встретил революцию командиром 16–го гренадерского Мингрельского полка. К тому времени за его плечами уже было 16 лет военной службы. Непростой для любого офицера старой армии выбор он сделал в пользу новой власти. Вряд ли, становясь в хаосе декабря 1917 г. выборным командиром Кавказской гренадерской дивизии, Б. М. Шапошников предполагал, что ему суждено будет послужить своей стране в роли начальника Генерального штаба, принимая важнейшие стратегические решения в самой страшной войне в истории человечества.
Продвижение Шапошникова в испытывавшей недостаток квалифицированных военных кадров Красной Армии шло довольно быстро. С февраля 1921 г. он вступил в должность первого помощника начальника Штаба РККА М. В. Фрунзе. В мае 1928 года Шапошников сам становится начальником Штаба РККА. К концу 20–х годов реорганизация РККА стала постепенно приближать армию к общемировым стандартам управления. Именно Б. М. Шапошников первым обосновал и показал необходимость иметь в вооруженных силах единый рабочий орган военного руководства — Генеральный штаб Рабоче–Крестьянской Красной Армии. В середине 30–х поворот от революции к историческим корням Российской империи был произведен окончательно. В сентябре 1935 г. Красная Армия была увенчана офицерской иерархией, которая начиналась лейтенантом и заканчивалась маршалом. Была воссоздана каста людей, чья профессия «Родину защищать». Одновременно постановлением СНК СССР от 22 сентября 1935 г. Штаб РККА переименовывается в Генеральный штаб. В мае 1937 г. Б. М. Шапошников был назначен начальником Генерального штаба и оставался им до августа 1940 г. В июле 1941 г. он вновь занял этот пост вместо смещенного из–за конфликта с И. В. Сталиным Г. К. Жукова. Борис Михайлович, несомненно, был более подходящей фигурой на роль начальника Генерального штаба, чем обладавший прежде всего опытом непосредственного управления войсками Г. К. Жуков. Кульминацией работы Шапошникова на этом поприще стало планирование и проведение общего наступления Красной Армии зимой 1941/42 г.
Важным преимуществом Б. М. Шапошникова как личности, принимающей стратегические решения, была его глубокая военно–теоретическая подготовка. Еще в 1923 г. он издает крупное научное исследование тактики и организации кавалерии — «Конница». Год спустя он публикует книгу «На Висле» об операциях 1920 г. В 1927—1929 гг. выходит его трехтомный труд «Мозг армии», посвященный работе Генерального штаба, экономическим и политическим вопросам ведения войны.
Маршал Шапошников был во многом выразителем идей русской военно–теоретической школы, которые стали основой советской стратегии в Великой Отечественной войне. В своем программном труде «Мозг армии» Б. М. Шапошников часто цитирует «Стратегию» А. А. Свечина. Несмотря на трагическую судьбу самого Александра Андреевича Свечина (расстрелянного 29 июня 1938 г. по обвинению в «военно–фашистском заговоре»), высказанные им идеи жили уже независимо от автора. Ключевую роль в событиях 1941—1942 гг. сыграли свечинские идеи «перманентной мобилизации», предусматривавшей формирование новых дивизий и армий уже после развертывания армии в начальный период войны.
Нельзя сказать, что сама по себе идея непрерывного формирования новых соединений была изобретением отечественной военной мысли. Сам Свечин в «Стратегии» указывает на близкий аналог «перманентной мобилизации»:
«В 1870 году, в течение первого месяца военных действий, пруссакам удалось запереть и обложить в Меце лучшую французскую армию Базена, а следующую армию, Мак–Магона, взять в плен под Седаном. Ничтожные остатки французских кадров, моряки, пожарные, части, находившиеся на пути к формированию, были собраны в Париж и там обложены пруссаками. Французские провинции казались совершенно беззащитными; однако Гамбетта, опираясь на экономическую мощь Франции и открытые морские сообщения, сумел развернуть по всей Франции широкую мобилизационную работу: за 4 месяца своей работы Гамбетта формировал в среднем по 6 тыс. пехотинцев и 2 батареи в сутки. Мольтке был положительно озадачен быстротой, с которой вырастали новые неприятельские войска, в декабре 1870 г. он писал генералу Штиле: «…В операциях, увенчавшихся беспримерными успехами, немецкая армия смогла взять в плен все силы, которые неприятель выставил в начале войны. Тем не менее, в течение только трехмесячного срока Франция нашла возможность создать новую армию, превосходящую по числу погибшую».
Ту же задачу, что и французскому командованию, пришлось решать военному и политическому руководству СССР в 1941 г. «Седаном» Красной Армии стала цепочка «котлов» по всему фронту в сентябре — октябре 1941 г.
К счастью для нас и для всего человечества, в Третьем рейхе не были должным образом оценены события франко–прусской войны, хотя немецкие военные мыслители XIX столетия были всерьез обеспокоены этим доселе не виданным явлением. А. А. Свечин в «Стратегии» так описывает реакцию немецкой военной мысли на действия правительства Леона Гамбетты:
«Средства неприятельской страны представляются почти неистощимыми и могут поставить под вопрос быстрый и решительный успех нашего оружия, если наше отечество не ответит равным усилием».
В дальнейшем Мольтке многократно повторял:
«Эта борьба нас удивила с военной точки зрения в такой степени, что поставленный ею вопрос придется изучать в течение долгих лет мира».
Сам Мольтке–старший, взвесив все приведенные обстоятельства, пришел к мысли, что в борьбе на два фронта нельзя рассчитывать на сокрушение в течение одного года войны ни Франции, ни России, и остановился на плане войны на измор, с обороной против Франции и нанесением России удара с ограниченной целью, в направлении на Седлец. Но теоретически поставленный Мольтке вопрос освещен но был, так как это освещение является возможным только при условии коренной ломки традиционных положений стратегии. Действительно, если Гамбетта сумел добиться крупных результатов, будучи вынужден импровизировать новые формирования во всех деталях, то, при известной подготовке, мобилизация новых сил государства могла бы создать еще более внушительную и прочную вооруженную силу. Однако наследники Мольтке–старшего на посту начальника Генерального штаба не придали событиям успешной для Германии войны должного значения.
Спустя 70 лет технологию правительства Гамбетты повторили, с куда большим успехом, И. В. Сталин и Б. М. Шапошников. Было бы, конечно, ошибкой считать, что советский Генеральный штаб руководствовался тщательно продуманным в предвоенные годы планом. Последний предвоенный мобилизационный план февраля 1941 г. вообще не предусматривал формирования второлинейных соединений в первый год войны. Начавшееся в июле 1941 г. формирование новых соединений, в том числе из кадров НКВД, было чистой воды импровизацией. Однако, как и всякий удавшийся экспромт, эта импровизация была проработана теоретически и частично практически (в годы Гражданской войны). Роднила с действиями Гамбетты советскую «перманентную мобилизацию» опора на сильную экономику. В 30–е годы в СССР была построена промышленность, позволившая вооружить второлинейные соединения. Кроме того, в связи с перевооружением армии было накоплено некоторое количество формально устаревшего вооружения, например русские пушки-»трехдюймовки». По предвоенному мобилизационному плану имелась 200%-ная укомплектованность дивизионными орудиями 76,2 — мм калибра, что позволяло вооружать ими вновь создававшиеся дивизии. Переход на самозарядные винтовки создавал определенный запас обычных винтовок для не предусмотренных предвоенными планами формирований.
Таким образом, руководству Красной Армии удалось летом и осенью 1941 г. добиться того, чего не смог сделать Леон Гамбетта в войне 1870—1871 гг., — остановить врага у стен столицы и не проиграть войну. Достигнув формированиями июля 1941 г. относительной устойчивости фронта, советское командование одновременно заложило основы для перелома стратегической обстановки в свою пользу. Упомянутая выше 332–я стрелковая дивизия формировалась с 18 августа 1941 г. Такой ход позволили сделать ошибки немецкого командования. 27 ноября 1941 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике:
«Наши войска накануне полного истощения материальных и людских сил. Мы стоим перед угрозой суровой зимы. Необходимо до середины января подготовиться к неожиданным переменам погоды. Наибольшие трудности в этом отношении ожидаются к северу от Москвы».
Франц Гальдер, занимавший в 1941 г. ту же должность, что и Мольтке–старший в 1870—1871 гг., был уже в первые месяцы войны предупрежден о раскручивании в СССР механизма формирования новых дивизий. Еще 11 августа он записал в дневнике:
«Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и, в особенности, на чисто военные возможности русских. К началу войны мы имели против себя около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360 дивизий противника. Эти дивизии, конечно, не так вооружены и не так укомплектованы, как наши, а их командование в тактическом отношении значительно слабее нашего, но, как бы там ни было, эти дивизии есть. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину» (Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск. Т. III, кн. 2, М.: Воениздат, 1971. С. 264).