Кратос
Шрифт:
– Ничего.
Я узнал детали завещания императора.
Хазаровский отозвался сразу.
– Да, государь?
– Леонид Аркадьевич, император ушел в храм.
– Когда?
– Только что. Возвращайтесь.
– У тебя кольцо?
– Оно предназначено
– Спасибо, Артур. Ждите. Предупреди отца.
А то я сам не догадался!
– Привет, папа. Даниил Андреевич ушел в храм. Кольцо у меня.
– Это предложение?
Народ Кратоса никогда не примет в качестве императора бывшего тессианского сепаратиста. Что нам останется? Вернуться на Тессу, где Анри Вальдо станет вольным президентом вольной республики? Купить независимость за императорский символ? Может быть, и купим, только что с ней делать? Кем править: цертисами и детьми? И остаться при этом без поддержки метрополии.
Мой отец понимает это не хуже меня.
– Вряд ли, – говорю я. – Я предупредил Хазаровского.
– Встречу, – усмехается он. – И провожу до Кратоса. Все-таки соотечественник.
Власть автоматически перешла к Лео как принцу империи.
Я носил кольцо двое суток, пока оно не легло на узкую ладонь Хазаровского. Я заметил, что он снял все остальные перстни, которыми любил унизывать пальцы. На рояле играть такими руками.
– Это кольцо лучше смотрится в одиночестве, – сказал он.
За эти двое суток я узнал много нового, честно говоря, не предназначенного для меня,
Меня осмотрела Людмила Георгиевна. Я так и не понял, имею ли я право называть ее бабушкой, но она явно приняла эту роль. Результаты удивительные. Течение Т-синдрома остановлено. Идет восстановление организма.
Она не понимает, как Даниил Андреевич этого добился, но сдвиг произошел сразу после нашего визита в храм.
– Но вряд ли ты выздоровеешь окончательно, – грустно сказала она. – Все очень далеко зашло.
Я пожал плечами.
– Ну подумаешь, стану цертисом.
– Я должна тебя предупредить, что возможна внезапная дезинтеграция. Если почувствуешь себя хуже – сразу ко мне.
Я кивнул.
А через неделю ушла в храм моя мама. Она очень боялась: не за себя, за меня. Я провожал ее, и она считала, что обряд может снова ускорить течение Т-синдрома. Но я настоял. В общем-то ее больше некому было проводить.
Ее опасения не оправдались, мне становится все лучше.
Она ушла днем, как отчим. Спустившись вниз, я сел на ступени храма, сорвал белую императорскую хризантему и долго крутил в руках, глядя на серебристый дымок над шпилем.
– Прощай, Джульетта!
Наконец я поднялся на ноги. На ступенях остались оборванные белые лепестки.