Кратос
Шрифт:
Я читаю: «Приказываю полковника Даниила Андреевича Данина арестовать по подозрению в сепаратизме и причастности к заговору с целью захвата власти и препроводить на Кратос».
Зачем так пафосно? Для моего ареста не нужен личный императорский приказ, можно обойтись прокурорским уровнем. Я фактический губернатор целой планеты, но формально только полковник. Дело особой важности?
Или боятся, что мои люди устроят поножовщину и надеются на императорское слово, перечить которому никто не осмелится? Неужели и корабли здесь в мою честь?
Белый
Зачем так унизительно? С меня еще не срывали эполеты и не ломали шпагу над головой. Почему бы не дать приказ в руки? Я не собираюсь ни бежать, ни поднимать бунт.
– Это неправда, – угрюмо говорю я.
Роков игнорирует.
– Где у вас гауптвахта? – спрашивает толпу.
– У нас нет, – отвечает откуда-то из-за спины мой помощник Сергей Соболев.
– Как же так, Даниил Андреевич, пять лет без гауптвахты? – спрашивает Роков. – А устав не для вас написан?
– Не нужна была, – замечаю я.
По иронии судьбы меня заперли на складе, который я проверял накануне, как в единственном на планете надежно запираемом помещении. Я бросил парадный камзол под портретом Анри Вальдо. Ничего похожего на кровать мне не предоставили. Двое охранников расположились на раскладных стульчиках у двери и принялись травить анекдоты.
После полудня явился Инъиго со товарищи.
– Мы продали часть нашего груза на императорский линкор, – весело объявил он охранникам и подмигнул мне. – Завтра они вылетают.
Начали вытаскивать коробки.
– Ну, так по кому веревка плачет? – бросил он мне на прощание.
Ближе к вечеру за мной пришли.
– Вставайте, Даниил Андреевич.
И вот я иду по коридору базы в сопровождении императорских гвардейцев, с руками, сложенными за спиной.
Меня выводят на крышу, на посадочную площадку. Возле гравиплана ждет Роков. Сдержанно кивает, окидывает взглядом, кажется, с сожалением. Приподнимает трость, указывая на дверь машины.
– Садитесь, Даниил Андреевич.
У конца трости инкрустация в виде молнии. Биопрограммер, оружие спецслужб и символ их власти.
Подчиняюсь, захожу в гравиплан, Роков садится позади, по бокам от меня – гвардейцы.
– Куда летим? – спрашиваю я.
– Всему свое время, – отвечает посланник. – Имейте терпение, господин полковник.
Машина легко поднимается ввысь.
Летим над лесом, солнце клонится к закату. Стволы деревьев, разделенные на сегменты, кажутся конечностями членистоногого.
Внизу небольшое каменистое плато, окруженное гигантскими папоротниками. Мы приземляемся.
Под ногами скудная растительность, в основном лишайник и редкие пучки травы. В центре плато одинокое дерево с гладкой, почти белой корой и широкой кроной с мелкими листьями.
Антон Петрович спрыгивает на скалу вслед за мной.
Мне сводят руки за спиной, держат за плечи.
– Господин Данин, по личному императорскому указу вы должны быть расстреляны, –
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
– Как? Без суда? Меня даже ни разу не допросили!
– Личный императорский указ, – терпеливо повторил Роков. – Нам сейчас не до судебной волокиты.
Я сжал губы. Да, есть у Страдина такое право. Новая редакция французского обычая королевских писем. Отвыкли как-то за правление Анастасии Павловны. Императрица была эмоциональна, если не взбалмошна, могла наорать и покрыть матом, могла глушить водку, как шкипер, но никогда, ни одного человека при ней не казнили по личному указу, без суда. Даже на сутки никого не посадили.
Над лесом висит багровое закатное солнце в ореоле облаков, текущих с немыслимой скоростью и вращающихся подобно колесам гигантской колесницы.
Внизу ветер почти не ощущается. Тихо, травинка не шелохнется. Начал накрапывать дождь. Медленный дождь Светлояра, когда каждая капля словно зависает в воздухе.
И время застыло, как трава, и зависло над миром, как дождевые капли. Каждый шаг – вечность. Мозг работает, словно в лихорадке, и бешено стучит сердце. Молиться? Искать выход?
Подводят к дереву, размыкают наручники, заводят руки назад, вокруг ствола, смыкают снова. Толстый пластиковый шнур между браслетами, вероятно, растянулся, расплющился и врос в кору – я не могу пошевелить рукой. Гвардейцы отошли метров на двадцать. У одного из них на плече лежит темная матово поблескивающая трубка длиной около полуметра, сужающаяся к концу. Он непринужденно поддерживает ее рукой. Я не верю глазам! Игла Тракля? Есть множество куда более дешевых и простых способов убить человека.
Солдат спустил оружие, взял двумя руками и начал прицеливаться. Сейчас с его перстня связи идет сигнал, программирующий ориентацию пространственно-временной воронки, куда исчезнет чудовищное излучение от аннигиляции, чтобы было минимум разрушений. Они не собираются запалить лес.
Не останется ничего, даже пепла, который можно развеять над планетой или вывезти на Кратос. Надо мной – широкая крона дерева. Она разделит мою судьбу, за наносекунды испарившись в потоке гамма-квантов.
Я начал шептать молитву, отчаянно пытаясь убедить себя, что хотя бы душа бессмертна, заставил оторвать взгляд от черной зеркальной поверхности Иглы Тракля и поднял глаза к пылающим небесам.
Над лесом разгорается холодное белое сияние, затмевая багрянец заката. А солдаты почему-то не стреляют.
Темно-зеленые мундиры, почти черные в вечерних сумерках, вдруг обрели цвет, а мои палачи стали неподвижны, как куклы или мертвецы. Сколько прошло времени? Миг? Вечность?
Свет пролился на траву и потек ко мне…
А потом был провал во времени. Думаю, на пару мгновений, не больше.
Я увидел то же пурпурное небо, без всякого свечения, и гвардейцев, которые должны меня убить, только стволы не поднимались, а опускались, словно время повернуло вспять.