Край земли

Кира,

Родители Кирилкины уехали прошлым летом очень далеко, на целинную стройку, и девочка сейчас живёт у своей родной тёти Олимпиады Петровны Чечкиной.

Олимпиада Петровна почти всю жизнь проработала воспитателем в детском саду, но теперь вышла на пенсию, воспитывать ей стало некого, и, конечно, она была рада-радёхонька, когда Кирилка поселилась у неё в доме.

«Вот как хорошо! — подумала тогда тётя. — Теперь мне будет не так одиноко, а главное, я опять смогу заняться своим любимым Делом — воспитанием детей. Правда, вместо двадцати пяти детсадовских малышей у меня на руках будет только одна собственная племянница, но это дела не меняет. Это всего-навсего означает, что собственную племянницу я смогу воспитать ровно в двадцать пять раз лучше».

Но получилось всё не так, как думала тётя.

На другое же утро Кирилка умылась, оделась, нахлобучила свою меховую мальчишечью шапку, отыскала в кухне кошёлку и заглянула в неё:

— Ага! Деньги тут. Ну, я побежала.

Тётя выскочила следом в прихожую и, на ходу подпоясывая широченный халат, испуганно, басом спросила:

— Куда побежала?

Краснощёкое, толстое лицо у тёти сразу стало таким, словно она только что услышала от Кирилки: «В нашем доме пожар! Я помчалась вызывать пожарную команду!»

Но Кирилка ответила спокойно:

— Я побежала в булочную. Вам какую булку принести? Сайку, плетёнку или просто батон?

— Калач с маком, — сказала машинально тётя, да тут же и спохватилась: — Это забота не твоя, а моя. Твоя забота учиться, а булочную предоставь мне.

— Не предоставлю, — ещё спокойнее взглянула из-под мохнатой шапки маленькая Кирилка. — Нет, не предоставлю. Вы знай себе отдыхайте, а я за вами пригляжу. Так я обещала папе с мамой, обещаю и вам.

Кирилка распахнула дверь, обернулась, добавила:

— А если вам очень хочется, так можете вскипятить чайник. До школы мы ещё успеем позавтракать.

А потом всё так и пошло. За какую бы домашнюю работу Олимпиада Петровна ни взялась, Кирилка обязательно эту работу перехватит и постарается сделать сама. Она только любимые тётины пироги с яблоками не бралась печь, но и к этому очень искусному делу начала уже приглядываться.

Более того, однажды в зимний денёк Кирилка прибежала из школы, скинула пальто, плюхнулась на диван и сказала:

— Ф-фух! Минутку передохну и помчусь обратно. В классе родительское собрание, приглашают всех пап и мам.

Олимпиада Петровна только руками всплеснула:

— Ты что? Ты сама себе папа-мама, что ли?

— Не папа-мама, но заместо них.

— Это я теперь заместо них! — вспылила тётя, схватила в охапку Кирилкино пальто, сунула в гардероб, защёлкнула дверцу на замок, а ключ опустила в карман кофты.

Но тут тётя вдруг испуганно подумала, что храбрая Кирилка побежит за ней следом без пальто, в одной шапке, и через полминуты сказала:

— Ну, ну, ну… Ладно! Не волнуйся. В школу пойдём вместе, пускай у нас будет ничья.

Но гораздо серьёзнее и безо всяких ничьих тётя и Кирилка спорят ещё кое о чём.

Тётина квартира находится на самом краю большого уральского города, в старом кирпичном доме на третьем этаже, и за её окном пушатся инеем тонкие макушки берёз. Сквозь берёзовые ветки далеко и широко видать белое ровное поле. Оно всё расчерчено длинными дорожками; на краю поля блестит под зимним солнцем стеклянное здание: там городской аэровокзал.

Издали в ясную погоду из окна хорошо видно, как разбегаются по дорожкам и взлетают в небо маленькие самолёты. Кирилка знает, что на самом деле самолёты огромные, сильные; она видела их вблизи, когда вместе с тётей провожала в дорогу отца и мать; но из окна квартиры они, раскинувшие свои тонкие крылья над белым полем, всё равно кажутся небольшими и очень похожими на красивых серебристых птиц.

Самолёты часто пролетают над самым домом, и тогда весь дом наполняется мощным рокочущим гулом. Гул быстро нарастает и быстро уходит ввысь, а в тётиной комнате ещё долго и тонко позванивает висюльками стеклянная люстра.

Тётя каждый раз поглядывает на люстру с тревогой.

Аэропорт здесь открылся недавно, и тётя всё не может к самолётам привыкнуть и даже собирается переменить квартиру.

А Кирилке здесь нравится.

Особенно любит Кирилка смотреть на аэродром ночью. В ночной темноте не видно ни земли, ни неба, лишь горят разноцветные линии посадочных огней. Лишь ярким кубом сверкает вдали сам аэровокзал, а над ним в ночном пространстве вдруг начинают мерцать две-три летучие искорки. Это идёт на посадку ночной самолёт, и каждый раз, увидев его огоньки, тётя хватается за сердце:

— Ужас! Лететь по небу в таких потёмках! И чего это людям не сидится дома? Днём летят-едут, ночью летят-едут, а куда? Зачем? Кто их гонит? Твои папа и мама тоже взяли вот да и умчались за тридевять земель. А какая в том необходимость? Ведь им никто не приказывал.

— Совсем и не за тридевять, а в казахстанские степи на целину! — сразу начинает сердиться Кирилка. — И зачем им какой-то приказ, когда они поехали строить новый совхоз.

— Новый, — укоризненно покачивает головой тётя. — Как будто здесь, в городе, новых строек нет… Да их полно! Куда ни глянь, везде стройка. Работали бы здесь, жили бы в тепле да в полном спокойствии, тебя бы, дочку свою, как положено, воспитывали, а теперь что? Теперь, поди, в холодных палатках мёрзнут и уже каются вовсю.

— Не каются! Я сама к ним поеду, как только получу телеграмму.

— Батюшки! А ты-то ещё зачем? У тебя-то там какие заботы?

Вот на этот вопрос Кирилка так, сразу, ответить не может. Вернее, может, но не знает, как сказать поточнее.

Если сказать, что она просто-напросто соскучилась по маме с папой, то рассудительная тётя обязательно ответит:

— Скука не причина. Я тоже по ним соскучилась, да терплю. Отправляться на самый край земли тебе совсем не обязательно. Дождёшься, не умрёшь до папиного-маминого отпуска.