Кредиторы эшафота
Шрифт:
— Если он струсит — я свистну.
— И я тоже.
Вдруг в толпе поднялся шум. Мальчишки закричали:
— Солдаты! Солдаты!
На площади появился отряд национальной гвардии, затем жандармы окружили эшафот, еще окутанный туманом. В течение нескольких минут слышны были только крики, рев и брань, которые разбудили осужденного в его камере. Затем наступило молчание, прерываемое только глухим ропотом толпы.
В одном из углов площади, около входной двери в тюрьму Ла-Рокетт, позади первой линии жандармов, почти возле ног их лошадей, стояли, прижавшись к стене, двое мужчин. Они были одеты в теплые пальто с воротниками, поднятыми не столько от холода, сколько для того, чтобы избежать внимания любопытных.
Мужчины стояли молча, прижавшись друг к другу и держась за руки.
Каждый вечер последней недели эти двое являлись к продавцу вина, жившему на углу улицы Фоли-Реньо, и каждый вечер они спрашивали, приходили ли рабочие на площадь строить эшафот. В этот вечер им ответили: «Да». Они побледнели и переглянулись, затем пожали друг другу руки, как бы желая придать себе мужества. Наконец один из них с усилием сказал продавцу вина: «Благодарю вас!»
Затем они молча вышли и прошли на улицу Фоли-Реньо, где остановились у маленького домика без номера — странной постройки мрачного вида.
Перед дверью этого дома их ждала телега, на которую накладывали бревна и доски. Когда телега была нагружена, она отправилась на площадь ЛаРокетт. Два незнакомца последовали за ней.
Был час ночи. Два незнакомца стояли у мокрой стены, не обращая внимания на грязь, не обмениваясь ни одним словом.
В четыре часа утра один из рабочих, строивших эшафот, подошел к ним.
— Господин Винсент? — шепотом спросил он.
Тот, что казался старше, ответил:
— Это я. Что вы хотите?
Тогда помощник палача прошептал:
— Я пришел от имени… кого — вы знаете… сказать вам, что все условлено… Позволение вам дано.
— Благодарю, мы придем.
Помощник сразу же вернулся к эшафоту, а тот, кого он называл Винсентом, сжал руку своего спутника и сказал ему:
— Ну, Шарль, скоро все будет кончено. Теперь нам необходимо все наше мужество.
— Не беспокойся обо мне.
Незнакомцы снова заняли свои места. Эта неподвижная пара выглядела странно. В то время как окружавшие их люди дули себе на пальцы, чтобы хотя бы немного согреться, они, казалось, не обращали никакого внимания ни на холод, ни на туман, не чувствовали времени. Они не слышали ропота толпы, не обращали внимания на толчки.
Когда раздался первый удар часов, оповестивший, что уже семь утра, они вздрогнули, словно пробудившись от сна. Туман почти рассеялся.
— Боже мой, — вскрикнул один из мужчин, с ужасом хватая за руку своего спутника.
Последний взглянул вперед, и чувствуя, что готов упасть в обморок, сделал над собой усилие, чтобы победить слабость…
Дело в том, что они увидели очень мрачное зрелище. Перед ними волновалось целое море бледных лиц, и в середине этого моря возвышался, словно остров, эшафот, протягивая свои две красные руки. Подавляя слабость, старший из двух незнакомцев, Винсент, взял за руку своего спутника и прошептал ему на ухо:
— Успокойся, Шарль, будь мужественным. Он сейчас придет.
Шарль выпрямился и встряхнул головой, словно желая прогнать мрачные мысли.
Дверь в Ла-Рокетт отворилась, мгновенно по площади пронесся глухой ропот, за которым последовало мертвое молчание. Два незнакомца напрасно старались заглушить рыдания, вырывавшиеся у них из груди. Затем они сняли шляпы и опустились на колени.
Из открытой двери вышли сначала два человека, каждый из которых держал по зажженному фонарю. Вслед за ними шел осужденный, опиравшийся на плечо священника и поддерживаемый помощником палача, так как связанные ноги мешали ему идти.
— Не так быстро, — попросил несчастный поддерживавшего его помощника. Затем остановился и, повернув голову в ту сторону, где стояли два незнакомца, громко произнес:
— Прощайте. И помните!
— Прощайте! Прощайте! — душераздирающими голосами отвечали они.
Тогда помощник палача увлек осужденного, который, поставив ногу на первую ступень эшафота, поцеловал священника и сказал ему:
— Отец мой, благодарю вас за ваши заботы! Я поручаю вам мою последнюю волю. Вы обещали мне увидеться с ними сегодня же. Прощайте, отец мой, молитесь за меня и успокойте их.
— Ваше желание будет исполнено… О сын мой, думайте о Боге.
— Прощайте!..
Затем, повернувшись к помощнику, который поддерживал его, осужденный сказал:
— Помогите мне, друг мой, пусть это закончится побыстрее.
Он поспешно поднялся по ступеням эшафота и, как бы сомневаясь в себе, быстро упал на колени.
Помощники палача привязали его, и тишина прерывалась только голосом священника, читавшего молитвы. Между двумя бревнами эшафота сверкнула молния, и раздался страшный, оборвавшийся крик.
Общество было отомщено. Его представители наказали виновного. Глухой стон вырвался из тысячи грудей.
Два жандарма двинулись вперед, расчищая дорогу для низкого экипажа, в который помощники палача опустили корзину, более красную, чем кровь, просачивавшаяся сквозь нее.
За этой повозкой следовал фиакр, в котором сидел священник.
Увидев мрачное шествие, перед которым расступалась толпа, двое молодых людей поднялись, проложили себе дорогу в толпе, работая локтями и плечами, и с непокрытыми головами побежали вслед за повозкой.
Когда они дошли до предместья Сент-Антуан, один из жандармов хотел отогнать их, но помощник палача, говоривший с ними на площади, помешал сделать это, говоря жандарму, что у них есть разрешение. Он приказал остановить повозку, вышел и почтительно спросил их:
— Священник приказал спросить вас: не желаете ли вы сесть вместе с нами в фиакр?
— Нет, — отвечал тот, которого звали Винсентом, — мы пойдем пешком.
— Дело в том, что мы должны ехать быстрее.
— В таком случае мы побежим.