Кредиторы эшафота
Шрифт:
— Я не сказал, что отказываюсь. Я даже не знаю, о чем думал. Просто мне пришли в голову требования светского общества, с которым человек вынужден иметь дело. Я, как и вы, убежден в невиновности вашего отца, но для всех других она будет дочерью казненного. Но я не отказывался, я только обдумывал положение, которое готов принять. Дети не отвечают за своих отцов. Дочери, выходя замуж, принимают новое имя, и даже если бы отец был виновен и Маргарита носила его имя, то и тогда она все-таки ни в чем не виновата, а моя любовь достаточно велика, чтобы защитить ее от тех, кто стал бы искать в ней кого-либо другого кроме мадам Берри. Шарль! Винсент! Мои дорогие братья, я прошу у вас руки Маргариты Лебрен, вашей сестры.
Несчастные молодые люди с мокрыми от слез глазами нежно пожали руку Андре. Затем все трое уселись вокруг камина, и Андре продолжал:
— Помолвка была уже объявлена, все было готово, поэтому понадобится немного времени, чтобы все завершить. И я полагаю, что вы желаете ускорить заключение этого брака.
— О, да. Мы мужчины и должны все перенести, но Маргарита остается без семьи, так как молодая девушка не может жить с двумя молодыми мужчинами.
— Я совершенно с вами согласен.
— Случившееся несчастье должно тяжело на нее подействовать! Она любит тебя, и ты один дашь ей силу, необходимую для того, чтобы противиться горю. Ты ее любишь, и мы снова убедились, что ты честный человек, вполне достойный любви, которую ты ей внушил. Мы знаем, что она будет счастлива. Завтра же мы займемся всем необходимым, и через две недели вы будете женаты.
— Да, мы обвенчаемся как можно проще и не будем приглашать никого, кроме свидетелей.
— О нет, — перебил Винсент, — свадьба будет тихая, но такая, какая должна была быть. Мой отец требовал этого. Она будет венчаться в белом.
— Что ты говоришь? — произнес с удивлением Андре.
— Мы не будем носить траура по нашему отцу. Он мученик, и его смерть должна быть нашей славой.
— Как только Маргарита выйдет замуж, вы, по всей вероятности, станете искать настоящего виновного?
— Нет, эти поиски нам запрещены, — отвечал Винсент, следуя заранее обговоренному плану.
— Вы правы, друзья мои, постарайтесь забыть это.
— Да, мы забудем, — отозвались братья со странными улыбками.
— Разве Маргарита уже вернулась от тетки?
— Нет, мы вызовем ее завтра, и с завтрашнего дня ты будешь каждый день приходить к нам обедать.
— Отлично!
— У меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, не говори ни слова при Маргарите о нашем отце.
— Бедняжка! Разве она ничего не знает?
— Нет, она все знает, но для нее и для нас гораздо лучше не говорить об этом.
— Да, вы правы. Она стала бы плакать, а слезы убивают некоторых людей.
Затем братья встали.
— До свиданья! До завтра, брат Андре!
— До свиданья, — отвечал последний.
Трое молодых людей обнялись, и братья ушли.
Заперев за ними дверь, Андре вернулся к камину, сел в большое кресло и несколько минут просидел, закрыв лицо руками, думая о том, на что решился.
— Странный союз! — проговорил он наконец, по всей вероятности разогнав последние сомнения, которые мучили его при мысли о женитьбе на дочери казненного.
Глава IV
ЗАВЕЩАНИЕ
Две недели спустя после событий, описанных нами, около одиннадцати часов вечера в освещенных окнах первого этажа ресторана Дор можно было увидеть человек двенадцать, сидящих вокруг большого стола. Они отмечали обедом брак Маргариты Лебрен и Андре Берри. Когда приглашенные на свадьбу приехали в ресторан, лакеи говорили:
— Право, можно подумать, что это не свадьба, а похороны.
Но благодаря хорошим винам обед мало-помалу оживлялся, и за десертом все были уже веселы.
Один из родственников жениха, торговец мебелью из предместья Сент-Антуан, отвел в сторону старшего из братьев новобрачной, Винсента.
— Мсье, — сказал он ему, — буду откровенен. Если мой племянник женился на вашей сестре, то, конечно, не по моей вине. Вы знаете, что мы, люди коммерческие, имеем предрассудки; во всяком случае, она — дочь человека, который был осужден… Осужден и казнен.
Винсент слушал с улыбкой на губах. Он был бледен и не шевелился.
— Вы скажете мне на это, что если отец был убийца, то из этого еще не следует, что сыновья и дочь люди не честные. Конечно, не могу сказать, что я сам воплощенная честность, и сын у меня негодяй, но это ничего не значит. Я говорил моему племяннику: «Ты напрасно женишься на дочери убийцы». Я человек откровенный и говорю то, что думаю.
Винсент был бледнее мрамора, на губах его выступила пена. Тем не менее он отвечал:
— Да, вы откровенны.
— Да, таков уж я родился. К счастью, ваша сестра изменит имя. Но знаете, когда я сюда приехал, я говорил себе: «У них будет мрачный вид в трауре!» И что же? Невеста одета в белое, вы одеты, как все. Это удивило меня. Я сказал себе: «Почему они одеты таким образом?» А потом я понял и благодарю вас за это. Вы сказали себе: «Мой отец большой преступник, он обесчестил нас, но мы постараемся забыть об этом и в доказательство того, что мы о нем не жалеем, что мы не зависим от него, мы не будем носить по нему траур». Это очень хорошо, молодой человек! Я человек откровенный и говорю вам в двух словах — это очень хорошо!
— Благодарю вас, мсье, — откликнулся Винсент.
Старший сын Корнеля Лебрена стоял, опершись о стену и заложив руку за борт жилета. В продолжение всей тирады торговца мебелью он стоял совершенно спокойно и даже улыбался. Когда же родственник новобрачного отошел, Винсент глубоко вздохнул и вынул руку из-за жилета — ногти его были в крови: с такой силой он впился ими в грудь, чтобы сдержаться.
Около полуночи, когда гости стали разъезжаться, торговец мебелью сказал своему племяннику: