Кредиторы эшафота
Шрифт:
У входа его остановил Левассер.
— Господин Панафье! — закричал он.
— Что такое?
— Вам письмо.
— Хорошо.
Панафье взял письмо, узнал крупный почерк Ладеша и прочитал:
"Господин Панафье, все идет хорошо, но мы сбивались со следа два раза. Тем не менее, мы получили очень любопытные сведения. Я приду завтра утром в десять часов к вам. Преданный слуга Исидор".
— Отлично! — громко сказал Панафье. — Наконец-то я могу отдохнуть до завтра.
Обернувшись, чтобы подняться по лестнице, он увидел, что Левассер все еще стоит перед ним.
— Что вам еще от меня нужно? — спросил он.
— Я хотел пригласить вас сегодня вечером отправиться со мной.
— Куда это?
— Сегодня наш обед в обществе Детей лиры Орфея.
— Ах, да…
— Кроме того, я должен вас поблагодарить. Я такой человек, который всегда платит вежливостью за вежливость.
— Что вы хотите сказать?
— Моя жена сказала мне, что вчера, когда она возвращалась от тетки, потому что бал не состоялся, вы вместе с вашей дамой встретили ее и были так добры, что взяли с собой ужинать к вашей родственнице.
Озадаченный Панафье стоял перед привратником, не зная, что ответить.
Сквозь стеклянную дверь в комнату привратника он увидел свежее, смеющееся личико Нисетты. Он хотел что-то сказать, но ничего не мог придумать.
— Что же, — продолжал Левассер, — согласны ли вы пойти со мной? За десертом будет пение.
— Хорошо, я согласен.
— Вот и отлично, мы отправимся в четыре часа.
— Договорились.
В эту минуту появился посетитель, обратившийся к привратнику, и Панафье вошел в комнату, говоря Нисетте:
— Нечего сказать, хороша!
— Как поживаешь, Поль? — смеясь, спросила она.
— Я скажу тебе это завтра.
— Как это?
— Да, сделай так, чтобы мы пообедали завтра с тобой вдвоем.
— Отлично! Где?
— У Бребана. Ты видишь, что я делаю все, как следует, но молчи. Вот твой муж!
— Вы были так любезны, что рассказали все это, госпожа Левассер, — прибавил он.
— Ну что вы, господин Панафье, без вас я проскучала бы весь вчерашний вечер.
— Ах, — воскликнул Левассер, — вы не можете себе представить, как она вам благодарна за приглашение. Знаешь, Нини, я пригласил господина Панафье отправиться со мной в мое общество.
— Иди, мой милый, позабавься, так как завтра придется тебе снова остаться одному.
— Завтра? — переспросил Левассер.
— Ну да, я ведь говорила тебе вчера, что тетка отложила бал на воскресенье.
— Ты мне этого не говорила.
— Ах, я совсем забыла… Но если ты этого не хочешь, я не пойду.
— Ну что ты, моя милая, поезжай.
И Левассер поцеловал Нисетту в лоб, в то время как она нежно пожимала руку Панафье.
— До свидания, — сказал Панафье.
— До скорого свидания, — отвечал Левассер.
Поль поспешно взбежал по лестнице, и так как Луиза была в мастерской, то он написал ей несколько строк, объяснив, что проведет вечер в обществе Детей лиры Орфея. Затем, положив в конверт купюру в сто франков, он написал сверху: "На платье" и положил конверт вместе с купленным материалом, говоря:
— Сегодня вечером я могу вернуться поздно и все-таки буду принят любезно.
В четыре часа он отправился с Левассером на обед Детей лиры Орфея.
Глава XI
У ДЕТЕЙ ЛИРЫ ОРФЕЯ
Одно время в Париже существовали маленькие клубы для ремесленников, которые собирались два раза в неделю у торговцев вином. На этих собраниях не было места политике. Здесь собирались, чтобы петь и ободрять певцов. Иногда даже бывали состязания на призы.
Общество Детей лиры Орфея было одним из таких. Все знали друг друга в этом обществе, и всем было весело. Непринужденные обеды были просты, но сытны, и стоили всего два франка семьдесят пять сантимов, включая бутылку вина и кофе.
Когда после окончания обеда был подан кофе, один пожилой человек, сидевший в середине стола, взял маленькую палочку, лежавшую рядом с его прибором, и постучал несколько раз по столу. Сразу же водворилось молчание.
— Господа, — сказал он, — можете курить!
Веселый гомон встретил эти слова.
Все вынули из карманов сигары и трубки, тогда как пожилой человек, бывший председателем Детей лиры Орфея, продолжал:
— Господа, сейчас начнется пение, но мы должны напомнить членам общества и посетителям, что все политические и безнравственные песни строго запрещены.
Эти слова были встречены аплодисментами, и сосед председателя — учитель пения — встал со словами:
— Первым буду петь я, затем наш коллега Левассер, затем — господин посетитель Жак.
После этого началось пение, и каждую песню встречали и провожали самыми горячими аплодисментами.
Все это было очень наивно, но честно и весело, гораздо лучше, чем времяпрепровождение в кафе-концертах. Песни, которые тут пелись, были до такой степени просты, что Панафье, ободренный примером других, согласился тоже спеть что-нибудь.
Окончив свою песню, Панафье вдруг заметил устремленный на него взгляд человека, сидевшего на другом конце стола.
— Знаете ли вы этого господина? — спросил он, обращаясь к своему соседу.
— Этого блондина, у которого такие блестящие глаза?
— Да-да.
— Нет, не знаю. Я вижу его здесь в первый раз.
— Значит, он не из членов клуба?
— О нет, а разве вы его знаете?
— Нет, но я его где-то видел и хотел узнать его имя.
— A-а! Это очень просто.