Кредо
Шрифт:
Вслед за Иваном он поднялся по лестнице. Петренко на миг задержался в дверях, оглядывая себя в зеркале. Поправил галстук, распахнул дверь. И остановился на пороге.
– Я вам сейчас покажу… – услышал Артём.
Но показать Иван ничего не успел.
Хлопнуло – или, скорее, чмокнуло. Петренко пошатнулся, сделал шаг назад, наваливаясь на Артёма. Чмокнуло снова – приглушенно, не громче, чем в первый раз. Артём почувствовал, как вздрогнуло тело преподавателя, когда в него попала вторая пуля.
– Ложись! – закричал он, падая на ступеньки и сдергивая за собой Петренко. Впрочем,
Над головой просвистело еще две пули. И никакого звука выстрелов. Глушитель никак не умирал – в отличие от преподавателя физики.
Распахнулась дверь в верхний зал. Артём увидел накрытые клетчатыми скатертями столики, медленно поворачивающихся посетителей, жующие по инерции рты… Официант в дверях таращился на Петренко, глаза его медленно дурели, наполняясь слепым ужасом, вежливо-услужливая улыбка превращалась в карикатурную гримасу.
– Вызовите полицию! – закричал Артём. – Полицию!
Пуля ударила в наличник, выбивая желтую щепу. Официант исчез – то ли и впрямь кинулся к телефону, то ли грохнулся в обморок.
Артём решил не надеяться на первое.
Подхватив Петренко под мышки, он пополз вниз по лестнице, прикрываясь подрагивающим в судорогах телом. Подпружиненная дверь в верхний зал медленно закрылась. А вот дверь на улицу – еще нет, хороший гидравлический доводчик закрывал ее медленно и плавно. Стрелявшему достаточно было сделать несколько шагов, заглянуть в маленький вестибюль – и Артём вместе с Петренко оказались бы под прицелом.
Но убийца не решился войти. Побоялся, что его увидят посетители верхнего зала?
Артём дополз до самого низа лестницы. Руки были в крови, Иван тяжело и часто дышал, но даже не стонал. Артём несколько раз ударил ногой дверь нижнего зала, но та не открылась. Ручка… надо потянуть за ручку. Пожалуй, уже можно встать…
Но Артём лежал, пока дверь, ведущая на улицу, не хлопнула – гулко и разочарованно, будто закрылась пасть упустившего добычу зверя.
Из дверей нижнего зала доносилась слабая музыка. Там, видно, никто и не заподозрил трагедии.
Артём привстал, наклонился над Петренко. Тот смотрел удивленно и уже успокоенно; так смотрят только здоровые и сильные люди, к которым неожиданно пришла смерть. Пиджак был пробит в двух местах, рубашка вся пропиталась кровью. Но почему-то больше всего Артёма поразил галстук, пробитый пулей посередине – это выглядело изыском модельера, решившего эпатировать публику, а вовсе не смертельным попаданием.
– Кто это был? – крикнул Артём. – Кто стрелял?
– Зачем я… сказал… что буду тут… – изо рта Петренко пошла кровавая пена.
– Имя! Имя скажи! – повторил Артём. – Иван, скажи имя!
Ну почему в девяти случаях из десяти умирающие тратят силы на какие-то нелепые объяснения и оправдания – вместо того, чтобы назвать одно-единственное имя?
Глаза Петренко закрылись. Он резко отяжелел: так всегда бывает, когда душа, поднимающая человека к небесам, покидает тело.
Артём медленно опустил голову физика на покрытый ковром пол. Встал в полный рост, медленно поднялся по лестнице. Вошел в верхний зал.
Перемены произошли разительные. Посетители толпились в дальнем углу. Несколько мужчин, включая выглядывавшего на лестницу официанта, стояли у дверей – с ножами и палками. Наиболее восхитительно выглядела швабра в руках солидного мужчины в дорогом костюме, вряд ли в последние годы поднимавшего что-то тяжелее авторучки.
– Полицию вызвали? – спросил Артём.
На него смотрели с ужасом и подозрением. Наконец официант кивнул и пробормотал:
– Я вызвал… приедут…
– Где здесь можно умыться? – спросил Артём. – Я весь в крови. Не выходите пока из зала. Внизу убитый человек.
Какая-то женщина пронзительно закричала и рухнула на пол.
2
За три года кабинет ничуть не изменился. Тот же портрет того же президента на стене (пошел на второй срок), маленькая трещина в уголке оконного стекла (один не в меру резвый подозреваемый никак не мог поверить, что стекло небьющееся), даже компьютер на столе – старый (три года назад это было чудо техники, сейчас почти антикварный хлам). И письменный стол – тот самый… до Артёма за ним сидел Андрей Лопахин по прозвищу Хапа, следователь старательный, но не гениальный. Нет, не гениальный… как и Артём.
Теперь на этом месте сидел Денис Крылов, ведущий следователь МУРа по «убойным» делам. Артём обживал кресло подследственного. Хотя какое это кресло, название одно. Намертво прикрученное к полу и удивительно неудобное.
– Сигарету? – спросил Денис. Высокий, широкоплечий, он выглядел так, как и должен выглядеть следователь по особо важным делам – надежно и успокаивающе.
– Давай, – миролюбиво сказал Артём. Дениса он знал лет пять. Когда-то Крылов был в его группе: не прирожденный следователь, в прошлой жизни – кондитер из Шанхая. Но талантливый.
Бесспорно талантливый. За счет упрямства.
А настоящего неуловимого маньяка, наподобие Мокреца, в последние годы не появлялось. Так что Крылов сидел в своем кресле крепко.
Денис перебросил ему через стол пачку «Космоса». Артём достал сигарету, мрачно глядя на предупреждающую надпись: «Курение приближает вас к следующей инкарнации!»
– Как ты с ним познакомился? – небрежно спросил Денис.
– За кружкой пива, – ответил Артём, закуривая.
– Что же так… с утра начинаешь? – в голосе Дениса послышалось искреннее до правдоподобия сочувствие.
– Утром у меня были клиенты, – сказал Артём. – Семья Туванских. Гиблое дело. Прежняя инкарнация оставила мальцу наследство. Большое, но давно и в Штатах. Родственники, ясен пень, завещание уничтожили.
– Гиблое дело, – согласился Денис.
– Поговорил с ними и расстроился. Они явно решили бороться до последнего и довести сына до психушки. Хотел развеяться. Пошел в пивную. Я там часто бываю, это легко проверяется.
Денис с улыбкой покивал.
– Тут и познакомился, – продолжил Артём. – Парень был изрядно навеселе, но я это не сразу понял. Слово за слово, представились друг другу. Когда он услышал, что я частный детектив – сразу протрезвел. Сходил умылся, выпил кофе. И рассказал, что у него проблема…