Крематорий
Шрифт:
Ларин полз по ходившей ходуном траве и пытался найти для себя хоть какое-то оправдание. Ведь молодой военный, стоявший в оцеплении, наверняка и понятия не имел о том, что участвует в преступном замысле губернатора Радькова. И все же он мешал подобраться к самолету. Если бы молодой парень хотя бы безответственно нес службу... Но он бдительно осматривал окрестности.
«Нет, все-таки нарушение за ним есть. На посту нельзя курить. Вот и поплатится. Как говорится, а если бы он вез патроны?» – отыскал-таки его вину Ларин.
Утренний ветер нес на Андрея клочья
Парень сидел на поваленном дереве и делал последние затяжки. Короткий окурок полетел в траву. Ларин поднялся, но не дал возможности военному из оцепления обернуться. Пластиковая бутылка с водой резко опустилась на голову бойца. Тот даже не успел вскрикнуть, просто рухнул на траву. Андрей приоткрыл ему веко и заглянул в зрачок.
– Минут пятнадцать-двадцать у меня есть.
Он не стал прикасаться ни к оружию, ни к выскользнувшей из нагрудного кармана рации. Пригнувшись, заспешил в редеющий туман. Пока можно было двигаться, почти не таясь. Широкая часть сектора оставалась «мертвой» для других наблюдателей из оцепления. Особую сложность представляла последняя сотня метров перед самым самолетом. Тут Ларина вполне могли заметить. Пришлось вновь ложиться и, извиваясь, ползти в траве. Андрей уже четко видел поломанные крылья самолета, расколовшийся фюзеляж с распахнутым люком. Он остановился, сунул руку в один из многочисленных кармашков рыбацкого жилета, вытащил свой любимый швейцарский нож и отщелкнул лезвие для вскрытия консервов. Им вполне можно было взрезать дюралевый бак аэропыла.
Вот эта короткая остановка и спасла Андрею жизнь. Если бы он подполз чуть ближе или шел бы в полный рост, беды было бы не миновать. Громыхнул взрыв. Торчащий из болота самолет буквально разнесло на мелкие части. Последнее, что видел Ларин – столб пламени, рванувшийся к небу. Взрывная волна оглушила его, и он потерял сознание.
Первым к Андрею вернулось зрение. Он увидел над собой начинавшее синеть небо, а в нем черным крестом нарезал круги коршун. Затем Ларин почувствовал, что лежит в воде, и догадался: «Наверное, взрывом ковер из травы порвало. Вот и гонит».
В воздухе явно пахло гарью. Вскоре вернулся и слух. Где-то рядом хлюпало, звучали решительные и грубые мужские голоса. Так могли разговаривать только люди, привыкшие носить форму.
– Чисто расхерачило! – прозвучало восхищенное.
– Я же говорил, товарищ полковник, что порвет, как Тузик грелку.
– Чего ж не порвать, Петрович. Я ж тротила не пожалел.
Наконец-то Ларин нашел в себе силы, чтобы сесть и осмотреться. Самолета уже и в помине не было. Вместо него по болоту были разбросаны мелкие дымящиеся обломки. Там, где еще несколько минут тому назад криво торчал из трясины фюзеляж, чернела быстро заплывающая водой воронка.
– Ёпсель-мопсель, – озадаченно молвил толстяк с погонами полковника. – А это что за хер с бугра? Кто пустил на охраняемую территорию?
Майор и капитан заспешили к Ларину. И по их лицам нетрудно было догадаться, что спешат они не с целью оказать помощь, а опасаясь, что этот самый «хер с бугра» может убежать.
– Ты кто такой? – тоном гопника из поселка городского типа поинтересовался майор.
Капитан обошел Андрея со спины так, чтобы тот не вздумал бежать.
– Почему на охраняемой территории оказался?
– Какая, на хрен, охраняемая? – Ларин решил взять тот же тон, что и эмчеэсники.
– Ты какого хера тут делаешь? – продолжал допытываться майор.
– Фотограф я. – Андрей поднял лежавшую на кочке камеру и повесил себе на грудь.
Полковник неторопливо приблизился.
– Ну, что выяснили?
– Говорит, что фотограф. Вроде верно, – покосился на фотоаппарат майор. – Документы есть?
– А как же. – Ларин вытащил из кармана рыбацкого жилета запаянный в пластик бейдж-удостоверение.
Полковник, прищурившись, разглядывал пластиковую карточку.
– Ни хрена не понимаю. Какой это документ? Ты человеческий документ покажи. Паспорт у тебя есть?
– С собой нет.
– Поднимайся. Пойдем к машине с тобой разбираться.
Полковник шел впереди. Майор с капитаном конвоировали Ларина. Теперь кое-что с внезапным взрывом стало проясняться для Андрея. За местом падения самолета по болоту была проложена неширокая дорожка из необрезных досок. Вдоль нее вились электрические провода. Под досками противно хлюпало. Вскоре болото кончилось, и на сухом пригорке показался «УАЗ» типа «буханка» с броской надписью по борту: «Разминирование». Тут же деловито суетились какие-то младшие чины МЧС, сматывали древнюю электрическую подрывную машинку, паковали в деревянный ящик круглые тротиловые шашки.
– Хабибулин, – крикнул полковник долговязому сержанту, – быстро разобраться, через чей участок этот мудила сквозь оцепление прошел. Разобраться, вздрючить и доложить. Нет, сперва доложить, потом вздрючить. Одна нога здесь, другая там.
– Есть, разобраться и доложить, товарищ полковник. – Долговязый сержант трусцой побежал по дощатым мосткам.
Полковник задумчиво крутил в руках пластиковый бейдж.
– И что мне теперь с тобой делать, Адриан Аполлонович Даргель? Ну, и имечко. Прямо Попандопало какой-то. Югослав, что ли?
– Грек. Мои предки из русских греков, – ответил Ларин.
– Паспорта нет, а это не документ.
И все же полковник спинным мозгом чувствовал, что особо наглеть не стоит. В его мозгу отстраивалась ассоциативная цепочка из известных ему фактов: фотоаппарат, Москва – значит, столичный журналист. А в провинции к журналистам из Москвы относятся с осторожностью и природным уважением.
– Майор, сделай звон в милицию. Пусть пробьют по своим каналам, кто такой. Тогда и думать будем, что с ним делать.