Кремль 2222. МКАД
Шрифт:
Данила вытащил из кармана кожаных штанов кусок вяленого мяса, протянул. Длинный язык мелькнул меж клыков, аккуратно смахнул с ладони угощение. А отец Филарет говорил, что до Последней войны лошадей угощали морковкой да сеном. Честно говоря, не верится как-то. Реально ли такую зверюгу сухой травой прокормить? Разве только возами ее в фенакодуса загружать. Да и где той травы взять столько?
Все это Данила крутил в голове, пока седлал Бурку. Движения привычные, руки сами все делают. Можно и о прошлом поразмышлять, как оно все было до той проклятой войны. А вот о будущем думать решительно не хотелось. Получается, снова он Кремль покидает будто тать в ночи, без благословления князя. Многие могут счесть за бегство. И потом
Данила взял оседланного фенакодуса под уздцы и вывел из стойла. Все готово. В переметных сумах харч на неделю, в ножнах — меч, в специальных гнездах на широком поясе — метательные гвозди. За спиной небольшой кавалерийский щит, из-за щита торчат древки трех сулиц, коротких метательных копий. Нарезной огнестрел нынче оружие строгой отчетности, выдается лишь по специальному распоряжению князя. А дульнозарядные пистоли Данила решил с собой не брать. Не лежала больше душа к музейному оружию, после того как пострелял из «Вала» и «Корда». Так что пусть лучше будут под руками верный меч да металки, пока не удастся вновь раздобыть настоящее огнестрельное, от которого душа поет, а враги превращаются в решето. Хотя в такую удачу верилось слабовато. Дважды подряд так везти не может…
Задумчивый, весь в мечтах об утраченной огневой мощи, вышел Данила из конюшни, ведя за собой Бурку… и остановился, словно на стену напоролся. Бурка, сопереживающий хозяину, тоже весь в своих конячьих мыслях, не затормозил сразу. Ткнулся ноздрей в окольчуженную спину Данилы, всхрапнул недовольно и, выглянув из-за плеча хозяина посмотреть, в чем дело, оскалился. Хорошо б, чтобы прям сейчас хозяин скомандовал «взять!». Не пришлось бы жевать сушеное мясо на завтрак.
Но хозяин молчал, сам несколько озадаченный.
Перед ним на коленях стоял давешний опричник, тот самый, который нереально для человека поперек себя шире. Как увидел Данилу, выходящего из конюшни, так и рухнул, будто ему по подколенным сухожилиям оглоблей вдарили. Дружинник не успел ничего сказать, как опричник прижал правую руку к сердцу и воскликнул:
— Учитель, укажи мне Путь!
Тут Данила вконец обалдел. Ритуальную фразу обращения неофита к Мастеру знали все, да не каждый рискнул бы произнести такое без соответствующей причины. Мастеров в Кремле традиционно было девять: Учитель боя на мечах; Мастер копья и алебарды; огромный как скала Мал, Мастер дробящего оружия и личный телохранитель отца Филарета; Мастер огненной стрельбы, обучавший работе с фузеями и пушками; Мастер рукопашного боя без оружия; Мастер выживания на открытой местности, обучавший как живым в развалинах остаться; Мастер конного боя, учивший как с фенакодусом ладить и верхами биться, а также сам отец Филарет, Верховный Духовный Наставник, с детства прививавший юнакам сознание воина, без которого любые боевые навыки так, пустое место.
Был еще Хранитель Утраченных Знаний, учивший плаванию в специальном бассейне, в который подается вода из подземного ключа. Он же обучал обращению с автоматом Калашникова и другим доступным огнестрельным оружием прошлого. Пока патронов не было, тренировались на дезактивированных музейных, лишь нынче с появлением действующих образцов немного проще стало. Также машину водить учились дружинники — если это можно так назвать. Машин-то не осталось, потому обучение проходило на муляже-кабине ГАЗ-66. На педали давишь, руль крутишь, а зачем все это — непонятно. Пока со Снайпером Данила не поездил, так и не мог взять в
Тут все более-менее понятно. Но жил в Кремле и десятый Мастер, Устин, о котором ничего особо известно не было. Пришел давно, еще когда люди на поверхность только в противорадиационных костюмах выходили, поговорил с тогдашним князем. Говорят, показал ему, что умеет. И издал князь указ — кого новый Мастер в ученики к себе наметит, тот обязан все бросить и идти обучаться или дитёнка своего в обучение отдать, ежели на него Мастер глаз положит. Причем независимо от того, дружинник ты, Пахарь или Мастеровой, чем был занят до этого и хочешь ли идти незнамо к кому учиться не пойми чему или нет.
Сперва народ переполошился на предмет как и что, а потом успокоился. В ученики к себе Устин набирал в основном малолетних детишек, из которых вырастают далеко не первые Дружинники и Мастера, а парни хитрые, в основном тощие, которые при случае не прочь спереть снедь какую-нибудь, что плохо лежит, и сожрать в укромном уголке в одну харю. Словом, таких, от которых бывает больше проблем, чем толку.
Говорят, мучил новый Мастер учеников нереально, руки-ноги им тянул-выкручивал, суставы выворачивал, в мышцы гадость какую-то колол, от которой учеников крючило, словно от падучей болезни. И гонял при этом день и ночь, словно голодный био крысособак. В общем, не позавидуешь. И при этом объявил через глашатая: мол, пацаны, которые не достигли пятнадцати годов и сами захотят обучаться, приходите, посмотрим. Только на колени придется встать и произнести: «Учитель, укажи мне Путь!», — после чего дороги назад не будет. Ну да, как же. После эдаких слухов даже среди самых отъявленных шалопаев дурней не нашлось.
Тем не менее через пару месяцев после прихода Устина в Кремль последовал новый указ князя: сформировать в Стрелецком приказе отряд Пластунов, подразделение внешней разведки. Мол, будут те Пластуны в одиночку ходить за кремлевские стены в развалины, добывать сведения о передвижениях кланов нео и другую полезную информацию. Дружинники тогдашние, конечно, взбеленились было, но потом успокоились. Воевода пояснил, что одно дело конная разведка боем, где доблесть и воинская выучка важнее всего. И совсем другое — искусство незаметно пролезть там, где ни люди, ни нео не ходят, подсмотреть все что нужно и живым обратно с докладом вернуться. Дружинники, знамо дело, поворчали еще для порядку, а потом махнули руками на новые веяния. Начальству виднее. Хотят из людей глазастых ужей делать — пусть делают. Главно дело, дружинные дела и свободы остались без изменений, а на остальное наплевать с самой высокой Троицкой башни, чтоб дольше до земли летело. Вот так с той поры в Кремле Пластуны и появились.
И вот теперь стояла на коленях перед Данилой эта нереальная орясина и, похоже, просилась в ученики.
Дружинник почесал подбородок, припоминая, не приложил ли он детинушку головой об какой-нибудь старый кирпич. Да нет, вроде культурно все было, без мозговых увечий. Дыхалку разве что помял да кадык, может, прищемил. Но от этого вроде как маковку снести не должно.
— Ты не перебрал с горя, детинушка? — поинтересовался на всякий случай Данила. — Тебе с такими речами к Мастеру Устину идти надо.
— Я и пришел к Мастеру, — не вставая с колен, проговорил опричник. — Ползать по развалинам, словно змей, я желания не имею. А Мастер-рукопашник учит только, как нео в глаза пальцами тыкать да по яйцам им ногами стучать.
— И правильно учит, — мягко произнес Данила, словно с упрямым дитём разговаривая. — Не надо бояться того, кто изучает тысячу приемов. Опасен тот, кто изучает один прием тысячу раз.
— Ты про безоружный бой знаешь больше любого Мастера, — стоял на своем опричник. — Люди говорят, тебя пришелец из Иномирья обучал, которого Снайпером кличут. Обучи меня! Верой и правдой служить стану, сапоги чистить, за фенакодусом ухаживать, еду готовить. Только научи!