Кремль 2222. МКАД
Шрифт:
Но убивать было уже некого. Монстр был мертв, и вместе с жизнью пропала его невидимость. Он лежал на полу, словно подбитый боевой робот Последней войны, опираясь на обломки своих костяных мечей, а внизу, под ним, возился и орал хомо, силясь выбраться из-под тяжелой туши.
— Да помогите же, ёксель мать! Я ж сейчас задохнусь от вонищи или оно меня раздавит на хрен! Из него какая-то пакость течет! Что вы там возитесь?
— Не шебурши, Оряса, — проговорил Данила, хватаясь за безвольное щупальце дохлой твари. — Щас сдернем. Тимоха, хватайся за второе, а Никита с Настей за голову. Раз-два, взяли!
Мертвое тело чудовища шлепнулось на пол, словно мешок с навозом. Здоровый хомо поднялся на ноги, удивленно оглядывая себя. Данила вытащил из валяющегося на полу вещмешка факел, сорвал с него чехол, чиркнул огнивом. Пропитанная смолой пакля сразу занялась, в холле стало светлее.
— Повезло тебе, жук-медведь, — хмыкнула Настя. — Ловко ты на бок шлепнулся, аккурат меж мечами потолочника умудрился втиснуться. А плетью отработал ну прямо чудо какое-то, будто глаза у тебя на заднице.
— Сам удивляюсь, — недоуменно проговорил Оряса, от изумления пропустив мимо ушей все колкости вредной кио. — Будто подсказал кто-то, что делать и куда бить. Сам бы я, ей-ей, никогда…
— Вот ему спасибо скажи, — произнесла Настя, подходя к Фыфу и чмокая его в лысую макушку. — Он у меня умница, за что и люблю.
Данила усмехнулся, в очередной раз подивившись про себя: бывает же, шам плюс кио равно любовь! И повернулся к трупу чудовища.
— Потолочник какой-то неправильный, — проговорил он, поднося факел к морде с фасеточными глазами. — Как он сдох, мне понятно. Оряса ему концом шалапуги меж глаз заехал, лобную кость разнес. Осколки кости проткнули мозг — и привет. Повезло нам, короче. Только вот что. Я меньше месяца назад совсем другого потолочника видел. Помнишь, Фыф? Того, что мы с тобой и Снайпером завалили. Тот был меньше раза в полтора, и щупальца у него недалеко от человечьих рук ушли, как и все остальное, кстати. А это вообще жуть какая-то. Ничего общего с человеком. Осьминог не осьминог, муха не муха…
— Мутация, — уверенно проговорил Фыф. — Что-то меняется в мире. Если б мне кто вчера сказал, что я смогу остановить летящую стрелу, я бы рассмеялся ему в лицо. Сегодня же мне не до смеха. Я уверен: это самка того же самого потолочника, что мы видели, но только сильно изменившаяся под влиянием этого «что-то». И что это — я не знаю. Но чувствую… здесь.
Фыф приложил ладонь ко лбу.
— Ты читал мысли этой твари, — медленно проговорила Настя. — И поэтому мы все живы. И там, в замке, если б не ты… Короче, меняйся, Фыф. Мне кажется, в твоем случае это к лучшему.
— Не знаю, — покачал головой шам. — Не знаю… Кстати, эта пакость думала о том, чтобы половину из нас сделать какими-то тенями…
Настя мгновенно изменилась в лице. Фыф был готов поклясться, что никогда не видел невозмутимую кио настолько встревоженной.
— Раненые есть? — быстро спросила Настя, обведя глазами присутствующих.
— Да нет, вроде повезло, — ответил Данила, обведя глазами присутствующих.
— Это точно, повезло, — хмыкнул Никита. — Мне вот только слегка эта тварь руку оцарапала. Сейчас перевяжу, завтра затянется…
— Покажи! — бросилась к дружиннику кио.
— Да вот, гаденыш слегка когтем чиркнул, — удивленно протянул вперед руку дружинник. — Ерунда, кровь уже остановилась…
Обеспокоенный реакцией Насти, Данила сунул факел поближе. Действительно, на тыльной стороне руки Никиты слегка вспухла небольшая продольная рана. Крови и вправду не было, но кио это не успокоило.
Из ее ладони, словно молния, вылетел узкий клинок. Короткий рубящий удар — и кисть дружинника пересек разрез от запястья до промежутка между средним и безымянным пальцами, словно черта, проведенная тонким углем. Но уже через мгновение рана расширилась… и кисть руки распалась надвое, словно рыбий хвост. Из раны потоком хлынула кровь, черная при неверном свете факела.
— Ты… что делаешь?
Никита с недоумением перевел взгляд со своей искалеченной руки на кио. Но Настя на его вопрос не обратила ни малейшего внимания.
— Быстрее снимайте с него кольчугу, накладывайте жгут! — скомандовала она. — Если повезет, парень потеряет только руку до локтя!
Тимоха открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Данила уже действовал. Несколько быстрых движений — и броня Никиты, сплетенная из множества стальных колец, уже валяется на полу, а Данила фиксирует на руке раненого нехитрое приспособление из кожаного ремешка и деревянной палочки, которое имеется у любого кремлевского бойца. Четыре оборота палочки, засунутой под ремень, — и шрам на лице Никиты, наконец, слегка дернулся от боли. Если не задеты крупные нервные центры, информация о ранении холодным оружием всегда доходит до мозга с опозданием…
— Что-то меня слегка повело, братцы, — улыбнулся слегка побледневший Никита. — Присяду-ка я, пожалуй.
— Присядь. А лучше приляг, — сказала кио. — Дай-ка я гляну в твои глаза, воин. А ты, Данила, пока зашей и перевяжи ему руку. Зараженная кровь уже стекла. Может, и руку отнимать не придется…
Фыф, пока еще на автомате державший под контролем сознание всех присутствующих, с удивлением отметил, что Настя сама не верит тому, что говорит. Что это? Осознанная ложь во спасение или же что-то другое? Но что? Может, она тоже меняется, но в какую сторону?..
Голова Никиты безвольно лежала на коленях кио, глаза закрыты, даже в полумраке видно, как резко выделился шрам на побелевшем лице. И лысому ежу понятно, что силы внезапно оставили дружинника. Хотя кого они не оставят после эдакой кровопотери?
Данила сноровисто проверил, целы ли кости рассеченной кисти, достал портативную аптечку и быстрыми, отработанными движениями заштопал рану. После чего перевязал руку дружинника, снял жгут и вопросительно взглянул на Настю. Тимоха с Орясой пока помалкивали, стоя в сторонке, но и в их глазах читался немой вопрос.
— Хорошо, — кивнула кио. — Я расскажу. Профессор Кулагин, помимо работ над усовершенствованием своих киборгов, занимался также изучением других оборонных биоконструкций, созданных незадолго до Последней войны. И поскольку все кио подключены к общей информационной базе, я знаю несколько больше, чем вы.
Так вот. Перед вами действительно очень крупный экземпляр самки, а вернее, матки потолочника. В естественной среде она и быстрее мужских особей, и вооружена получше. Только она не вынашивает потомство. Самка либо питается враждебными биологическими формами, либо заражает их особым секретом, который превращает человекообразных в потолочников. Вот и все размножение. Зараженные мужские особи становятся ее «тенями», охранниками и добытчиками пищи. А женские превращаются в таких же самок, как и она сама. Правда, Кулагин выяснил, что в определенный момент разросшаяся популяция потолочников может начать процесс самоуничтожения: самки начнут воевать друг с другом. Сначала они бросают в битву свои «тени» и, если победа не достигнута, подключаются к разборке сами. Возможно, данный механизм был специально заложен создателями этой машины смерти. Сбросили несколько самок потолочника, скажем, в метро — и сиди себе, кури, жди результатов зачистки, после которой эти твари просто поубивают друг друга.