Кремль 2222. Спартак

Кривчиков Константин Юрьевич

– Я так понимаю, ты собираешься Тимоху в боях использовать? – устав от долгого молчания Гермеса, спросила ключница. – Думаешь, получится на нем хорошо наварить?

– Хорошо бы, да рано загадывать, – задумчиво отозвался старшина. – Надо сначала проверить, что он из себя представляет. Если его в первой схватке завалят, то туда ему и дорога. А если умелый боец… – он хитро прищурился, – то можно и на тотализаторе раскрутить.

Марфа кивнула. Она хорошо понимала, куда клонит предводитель клана маркитантов. Зарабатывать на гладиаторских боях можно по-разному.

Самый очевидный и простой источник дохода – плата, которую публика вносит за проход на трибуны. Но на этом большой прибыли не получишь.

Совсем иной коленкор – тотализатор. Во-первых, владелец тотализатора всегда получает процент от общей суммы ставок – так что, дело беспроигрышное. Во-вторых, зная, как оцениваются шансы бойцов, можно подстроить нужный результат – если играть против фаворита, на которого ставит основная часть публики.

– Нюхом чувствую, должен я на этом парне неплохо заработать, – заявил Гермес. – Он же настоящий олух, как его не использовать втемную? Верно?

– Верно, – согласилась ключница. – Только я одного не пойму – Тимоха со своей девкой все равно в наших руках. Куда ему деваться? А ты его зачем-то уговариваешь, договор с ним заключаешь. Мог ведь просто заставить – вон сколько у нас таких в клетках сидят.

– Предлагаешь сделать его рабом, чтобы дрался за жратву?.. Примитивно мыслишь, Марфа. – Старшина самодовольно хохотнул. – Заставить я его, конечно, могу. Но по-настоящему хорош тот боец, что сражается не за страх, а за совесть. Это мутам лишь бы брюхо набить. А почему? Потому что они тупые и живут одним днем. А человеку нужны стимулы с перспективой. Тогда он горы свернет. А что это означает?

– Что? – вежливо поинтересовалась ключница.

– Что боец будет драться с удвоенной силой. И порвет кого угодно. А из-под палки человек дерется плохо. Без энтузиазма, я бы сказал.

– Все равно не понимаю. Какой еще энтузиазм, когда на кону твоя жизнь? Разве это не стимул?

– Стимул, конечно. – Гермес кивнул. – Однако одно дело, когда дерешься лишь за себя. Другое, когда за себя и еще кого-то. Тимоха будет драться, как зверь, потому что хочет спасти Алену, а не только свою шкуру. Ну и надеется при этом, что у них есть будущее. Вот тебе и двойной стимул – спасти себя и сестру. Слышала, он сказал, что готов за нее пасть рвать? Вот и пусть рвет.

– Ну и порвет, предположим. А дальше что?

Старшина хмыкнул.

– Пусть грохнет для начала пару мутов, а дальше посмотрим, что с ним делать. Да и с сеструхой его.

– А если он поймет, что ты его за нос водишь? Ты же их не собираешься отпускать, верно?

– А чего их отпускать? Я их не звал, сами к нам заявились. Это просто бизнес, Марфа. – Гермес помолчал и с лицемерным сочувствием добавил: – Да и куда они вдвоем потом денутся? Их же муты на куски порвут, едва они за ворота выйдут. Пусть уж у нас в крепости поживут. Не задаром, конечно…

– Тогда ты ему маловато собрался платить. Что если Тимоха врубится и права качать начнет?

– Пусть только попробует. – Лицо старшины мгновенно стало жестким. – Если сестры не жаль… Как там, кстати, эта Алена? Выживет?

– Выживет. Рану ей заштопали, оклемается. Девка молодая, крепкая…

– Вот именно, что молодая… Хороший товар, я сразу ее заценил. И, считай, без изъянов.

– В наложницы себе возьмешь? – с показным безразличием спросила Марфа.

– Почему бы и нет? Девка она ладная.

– Ну, это как поглядеть. По мне – ни кожи, ни рожи. Шрам, вон, на ляжке останется.

– Шрам на ляжке, это пустяки по нынешним временам.

– А фингал какой на щеке! Видел?

– Ну, Марфа, ты даешь! – Гермес рассмеялся. – Ха, фингал! Фингал, что снег летом: выпал – и сошел. Будто сама никогда с фонарем не ходила. Синяк бабу украшает. Если получила, значит, есть за что. И мужики к ней неравнодушны. Сноровистая, значит, кобылка.

– Ну-ну! А если заерепенится твоя кобылка? Я слышала, что у «лесных» бабы злые и кусучие, как крысособаки. Не боишься, что откусит чего-нибудь?

– Ха… Будет ерепениться, прямиком в публичный дом попадет… А ты что, никак приревновала?

– Еще чего! Какая мне разница? – Ключница переступила с ноги на ногу, колыхнув ягодицы. – Ты мне, чай, не муж. А я тебе не жена.

– Ну, жена не жена… – Глаза старшины похотливо блеснули. – Может, покувыркаемся немного?

– Когда я была против? – с игривостью отозвалась ключница. – Только…

– Что?

– Ты же хотел глянуть, как Тимоха дерется. Игнат тебя ждет, чтобы его выпустить. А то темнеет уже. Или ты решил испытание до завтра отложить?

– Да нет, зачем такое откладывать? Лучше я тебя пока отложу. – Гермес хохотнул. – Зайдешь после ужина, разомнемся. А Тимоха пусть отрабатывает ночлег – у нас тут не богадельня…

Гладиаторские бои на территории Стадиона проводились почти каждый божий день – если выражение «божий» вообще применимо к чудовищному постъядерному бардаку, который наступил после Третьей мировой. Проводились с того самого момента, когда частично разрушенное строение на южной окраине Тушино обжили и превратили в неприступную крепость местные маркитанты. Затем, как водится у рачительных коммерсантов, устроили здесь рынок и заодно арену для гладиаторских боев, чтобы приумножать прибыль не отходя от кассы.

Для арены выкроили часть бывшего футбольного поля. Эта прямоугольная площадка, где сражались и умирали бойцы, за минувшие годы впитала в себя столько пота и крови, что вполне могла бы превратиться в кровавое озеро. И превратилась бы, если бы не хорошая дренажная система и жадные до крови корни дворового дерева-мутанта, росшего прямо на поле.

Гигантский дендр имел четыре пары стволов, верхушки которых срослись между собой, образовав арки. Первоначально, обустраивая заброшенную территорию, маркитанты попытались избавиться от дендромута, срубив стволы. Но у них ничего не вышло, потому что стволы отрастали на удивление быстро, а корни маркитанты выкорчевать не могли – те уходили куда-то вглубь под основание трибун.