Кремль 2222. Тушино
Шрифт:
– Лучше не мешайте мне, – прорычал стаббер, моментально закипая.
– Она сама сделала этот выбор, – прорычал увечный дикарь.
– Отойдите… будет хуже…
Зубы его скрежетали друг о друга так, что эмаль во все стороны летела. Глаза налились кровью, и теперь стаббер взирал на стоящих перед ним дикарей через багровую пелену. В мозгу уже шел анализ – сколько их, чем вооружены, как много времени понадобится, чтобы отправить к праотцам всех до единого?
«Не помню, за что их ненавижу, но отлично помню, как их убивать. Значит, прежде уже доводилось, и не раз?»
– Одумайся, Гром, – начал было болтливый нео, но стаббер не дал
Не теряя времени даром, стаббер ударил противника ногой в грудь, и мутант буквально отлетел в сторону. Его безухий дружок заревел и бросился на Грома, но тот, конечно же, был готов к атаке. Натренированное тело разведчика двигалось само, на одних рефлексах: поднырнув под дубиной нео, он вонзил нож в незащищенный бок противника и оттолкнул раненого обеими руками. Увечный мутант смог устоять на ногах, но потерял драгоценные секунды форы, за которые разведчик умудрился вырвать из-за пояса пистолет и всадить пулю дикарю в затылок. Зашатавшись, мерзавец рухнул на бьющегося в конвульсиях товарища и невольно припечатал собрата к земле.
«Минус два».
Гром, решив, что путь свободен, хотел броситься вдогонку за Бо, но другие нео уже неслись к нему, рыча и размахивая дубинами. Сколько их было, стаббер не считал – все, что он мог, это стрелять, и он стрелял, не жалея патронов, понимая, что не должен умереть сейчас, когда до их заветной цели осталось совсем чуть-чуть.
«Ты должен… ради себя, ради Бо… должен жить…»
Вдруг Гром увидел, как его благоверная медленно входит в Красное поле Смерти, и, презрев опасность, рванул вперед, надеясь все-таки удержать ее от непоправимого шага. Однако нео, конечно же, не остановились, а продолжили атаковать даже со спины. Стаббер пропустил один удар дубиной, затем – другой. Левая рука отнялась, повисла безжизненной плетью. После удара в торс каждый шаг отдавался в правом боку нестерпимой болью, от которой хотелось вопить в голос – похоже, ему сломали половину ребер. Новый выпад нео обрушил его на землю, но Гром не сдался – пополз на четвереньках, закусив нижнюю губу до крови.
Ему казалось, что он все-таки сможет догнать Бо, потому что она как будто засомневалась и замерла у самой рубиновой границы… но это впечатление было обманчиво: пару мгновений спустя рабыня смело шагнула вперед, и алая полусфера поглотила ее целиком.
На глазах Грома навернулись слезы. Стабберы плачут нечасто, и сейчас был тот редкий случай, когда боль душевная оказалась сильней боли физической. Презрев последнюю, беглец рванулся к Полю Смерти с низкого старта. Гром надеялся, что еще не поздно, что красная полусфера еще не превратила Бо в прах…
Он был в считаных шагах от Поля, когда оттуда вдруг высунулась наружу распахнутая пасть «Рекса». Гром даже не успел затормозить. На полном ходу он влетел прямо в эту пасть и моментально погрузился во мрак.
А потом зловеще клацнули челюсти.
Беглый стаббер Громобой открыл глаза и уставился, часто моргая, в грязно-серый потолок.
«На рай не очень-то и похоже, – подумал нейромант. – По крайней мере, я всегда думал, там будет почище».
Он попытался резко повернуть голову влево, но шею прострелило, и Громобой, тихо охнув, решил действовать осторожней. Нейромант
Ну и Щелкун. С чего бы ему выныривать из Поля Смерти? С чего ему вообще там быть да еще и проглатывать собственного хозяина?
С пятой попытки Громобой смог-таки повернуть голову и увидел стену, не менее грязную, чем потолок, и дверной проем в этой стене, за которым обнаружилась… еще одна грязная стена. По ощущениям, это были какие-то развалины, ничем не лучше и не хуже тех, в которые нейромант забредал во время своих прежних странствий.
«Нет, это точно не рай. Это та же проклятая московская Зона, которую я уже истоптал вдоль и поперек…»
Громобой чувствовал, что их с Щелкуном связь по-прежнему крепка, но боялся переключаться на стального ящера: сознание нейроманта было, по его ощущениям, еще довольно шатко. Бородач зажмурился, прислушался к себе. Нет, пожалуй, риск утратить контроль над «Рексом» был слишком велик. Стоило еще немного повременить с активными ментальными действиями.
Снова открыв глаза, нейромант уставился на уже помянутый дверной проем, за которым, возможно, скрывался ответ на главный вопрос – где же он оказался?
«Я умирал у какого-то заброшенного дома, гладил Щелкуна, прощаясь, а потом – провал… и вдруг я – живой… и здесь, а не там… только где это – “здесь”?»
Хуже всего было то, что он не мог подняться. Руки и ноги не слушались, даже шея и та поворачивалась только с огромным трудом. Громобой не знал, последствия ли это ранений, полученных в бою с наемниками Арены, или он просто слишком долго пролежал без движения, настолько долго, что тренированные мышцы просто атрофировались от бездействия. Нейромант даже близко не представлял, сколько времени провел без сознания и почему вообще до сих пор жив, а не бродит по раю в компании любимой Бо, наслаждаясь тамошними пейзажами. По личному опыту бородач знал, что организм не способен без посторонней помощи избавиться от пуль и обеззаразить раны.
«Значит, кто-то меня выходил, – заключил Громобой. – Потому что чудес не бывает».
Хотя Щелкун бы с ним наверняка поспорил: прежде био, вероятно, даже не подозревал, что найдутся люди, способные управлять им с помощью мыслей.
«Люди…»
Громобой припомнил о странной ментальной битве с нейромантом Арены. Тогда они вцепились в «Рекса», словно неразумные отроки – в лучшую игрушку: беглый стаббер пытался сохранить контроль над «питомцем», тогда как противник пытался этот контроль отобрать. К счастью, бородачу повезло больше. Но дуэль оказалась напряженной, настолько, что Громобой, слишком ей увлекшись, позволил всадить в себя несколько пуль.
Но сейчас это было не так уж важно.
«Так все-таки кто меня спас и притащил сюда?»
Удивительно, но ответ не заставил себя ждать: прошло едва ли полминуты, когда в комнату вошел грязный мужчина. Более всего вновь прибывший походил на ворма, которого не слишком голодный био пожевал маленько и выплюнул, побрезговав глотать. В ушах незнакомца, как показалось вначале, болтались серьги, однако, когда бродяга подошел ближе, стало понятно, что это гайки. Длинный нос насквозь пронзал ржавый болт, а шею гостя обнимала потертая обойма подшипника.